Запертая дверь

Оля осталась в доме, но, как ни странно, в безопасности себя не чувствовала. Ей все время слышались шаги и смех. Звуки были настолько тихими, что слились с домашними – тиканьем часов и урчанием холодильника. Только однажды ей послышался очень громкий всплеск, будто в ванну, наполненную до краев, кто-то опустился. Она, переборов страх, заглянула в кухню. Ванна была пуста.

Ольга подошла к окну.

«Почему меня никто не спросил, что я здесь делаю? Почему я отдала гаджет ценою в тридцать тысяч за какую-то облезлую курицу? Почему я сижу здесь, а не в московской квартире, например, перед телевизором? Почему? Почему?»

Оля заплакала. На самом деле все эти вопросы интересовали только ее. И она знала ответ. Оля любила Тему. И если бы это помогло, она бы позволила придушить себя и закопать перед баней. Но почему-то она была уверена, что ни курица, ни еще какая-нибудь жертва, закопанная под крыльцом, не успокоит этого гада. Ему нужно было всего лишь выполнение правил. Раз нет, то теперь он возьмет живых. А живых всего осталось трое. Кто следующий?

Отец учил ее мыслить позитивно. И тогда, говорил он, твоему оптимизму конца и края не будет. Мысль материальна, и это доказано учеными. Думай о хорошем – и жизнь это хорошее исполнит. У Оли не было оснований не доверять отцу, а ученым – тем более. Он на своем примере доказывал, что жизнь прекрасна. Что в жизни можно всего добиться. Нужно только пожелать этого и двигаться к намеченной цели. И даже если я упаду, говорил отец, и не смогу подняться, я буду ползти к намеченной цели.

– Я буду ползти, – прошептала Оля.

Мысль материальна… Кто-то выполз на двор из-за сарая. За стеной дождя и сгустившимися сумерками она видела, что это что-то большое и мохнатое. Огромный ленивец?! Животное вытягивало вперед длинную лапу, за что-то цеплялось, а затем подтягивало свое нелепое тело. Ленивец. Выполз на середину и замер, потом начал вставать, но не как все, а как лежал. Он будто из цельного куска камня поднялся во весь рост и повернулся к окну. Ухмылка на страшной морде была неизменна. Далеко посаженные глаза придавали ему все-таки некоторое сходство с птицей. Он и головой стал вертеть именно как птицы. Но потом его голова замерла, наверняка глаза поймали в фокус Олю. В следующий момент ленивец подался в ее сторону. За долю секунды он оказался у окна. Оля дернулась, но, словно завороженная, смотрела на существо за стеклом. Она даже различала комья грязи и листья в свалявшейся шерсти. Вдруг ухмылка исчезла. Ее сменила… Вот уж Оля и не могла подумать, что у животных (или кем бы он ни был) так может быть развита мимика. Она готова была поклясться, что видела тоску в радужных глазах и печаль на… Черт! У нее даже слово «морда» теперь не подходило к тому, что она увидела. Перед тем как монстр исчез, она увидела печальное лицо.

* * *

Пальцы уже не слушались. Артем их просто не чувствовал.

– Помочь? – Серега замерз и был бы рад любому движению.

– Нельзя! – отрезал Тихонов.

Вдруг он на что-то наткнулся. Его деревянные пальцы погрузились во что-то мягкое и рыхлое. Артем поднял руку. На ней были черные перья.

– Черт!

– Что там? – Сергей сделал шаг вперед.

– Тут могильник кур. Одна на другой. – Артем вытер руку о мокрую футболку.

– Клади сверху.

Артем взял курицу и положил на влажные перья и кости. Тварь в бане завыла.

– Что-то ему хреново! – прокричал Проскурин, но его слова утонули в шуме дождя.

Артем начал закапывать курицу. Он двумя руками зарыл яму.

– Я не знаю, как это его успокоит. Он уже ревет…

Артем поднял голову. В раздевалку выполз обнаженный старик. Он не полз по-пластунски, как полз бы обычный здоровый человек, он хватался за выступы, за щели в полу и подтягивал безвольное тело.

– Давай быстрее! Он ползет к нам.

Артем не знал, что ему еще сделать. Курица зарыта, а хозяин продолжал приближаться к ним. Ну не надгробие же ей ставить. Парень встал с колен и перекрестился. Тварь на крыльце отдернула протянутую руку, будто дотронулась до горячего. Тихонов начал креститься чаще. Хозяин встал на четвереньки и зарычал, как пес. Артем отступил назад.

– Ни хрена не помогает, – прошептал Серега.

– Крестись, – сказал Артем.

– Чего?

– Перекрестись!