– Не знаю, мне показалось, что женщина… Но теперь… теперь я начинаю сомневаться. Просто я ее так воспринял, ведь обычно сразу чувствуешь, кто перед тобой – парень или девчонка, хотя по виду и не всегда разберешь. Но побожиться я не могу, спросите, какая грудь у нее, – не приметил.
Он поглядел на Рённа сквозь сигаретный дым, потом медленно продолжал:
– Да, это вы верно говорите. Почему непременно девчонка, мог быть и парень. Так больше на правду похоже, мне что-то не приходилось слышать, чтобы девчонки грабили банки и убивали людей.
– Значит, вы допускаете, что это мог быть мужчина, – сказал Рённ.
– Да, после того, что вы сказали… Ясное дело, парень, а как же.
– А остальные двое? Вы можете их описать? И машину?
Шёгрен затянулся в последний раз и бросил окурок в камин, где уже лежала куча окурков и обгорелых спичек.
– Машина – «рено-шестнадцать», это точно. Светло-серая или бежевая – не знаю, как цвет называется, в общем, почти белая. Номер весь не скажу, но мне запомнилась буква «А» и две тройки. Или три… во всяком случае, не меньше двух, и, по-моему, они стояли рядом, где-то посередине.
– Вы уверены, что «А»? Может, «АА» или «АБ»?
– Нет, только «А», точно помню. У меня зрительная память на редкость.
– Это очень кстати, – заметил Рённ. – Нам бы всегда таких очевидцев.
– Вот именно. I am a camera.[4] Читали?
Ишервуд написал.
– Не читал, – ответил Рённ.
Он не стал говорить, что смотрел одноименный фильм. Пошел на него только ради своей любимой актрисы Джулии Харрис, а фамилия Ишервуд ему ничего не говорила, он и не подозревал, что фильм снят по книге.
– Но фильм-то вы, конечно, видели, – сказал Шёгрен. – Так всегда с хорошими книгами, которые экранизируют, люди фильм посмотрят и за книгу уже не возьмутся. А вообще-то картина отличная, только название дурацкое – «Буйные ночи в Берлине», надо же!
– Н-да. – Рённ мог поклясться, что, когда он смотрел эту картину, она называлась «Я – фотоаппарат». – Н-да, название неудачное.
Смеркалось. Стен Шёгрен встал и включил торшер, который стоял за креслом Рённа.
– Ну что ж, продолжим, – сказал Рённ, когда он снова сел. – Вы собирались описать людей в машине.
– Ага, впрочем, сидел в машине только один.
– А второй?
– Второй стоял на тротуаре и ждал, придерживал заднюю дверцу. Рослый, повыше меня верзила. Не то чтобы полный, а крепкий такой, сильный на вид. Моего возраста, примерно лет тридцати-тридцати пяти, кучерявый, как артист этот, Харпо Маркс, только потемнее, серые волосы. Брюки черные, в обтяжку, расклешенные, и рубашка тоже черная, блестящая такая, на груди расстегнутая, и, по-моему, цепочка на шее, с какой-то серебряной штучкой. Рожа довольно загорелая или просто красная. Когда эта дева подбежала – если это была дева, конечно, – он распахнул дверцу, чтобы она могла вскочить, захлопнул дверцу, сам сел впереди, и машина рванула со страшной скоростью.
– В какую сторону? – спросил Рённ.
– Они развернулись посреди улицы и понеслись к Мариинской площади.
– Так. Ясно… А второй? Второй мужчина?
– Он же сидел за рулем, так что его я не рассмотрел как следует. Но он показался мне моложе, лет двадцати с небольшим. И худой такой, бледный. Белая тенниска, руки тощие-тощие. Волосы черные, довольно длинные и грязные, я бы сказал. Сальные космы. И тоже в темных очках. Еще я припоминаю на левой руке у него широкий черный ремешок – часы, значит.
Шёгрен откинулся назад, держа в руке стакан.
– Как будто все рассказал, все, что помню, – закончил он. – А может, забыл что-нибудь?
– Чего не знаю, того не знаю, – сказал Рённ. – Если еще что-нибудь вспомните, свяжитесь с нами. Вы никуда не уезжаете?
– К сожалению. Вообще-то у меня сейчас отпуск, да денег – ни гроша, куда тут поедешь. Буду дома болтаться.
Рённ допил пиво и встал.
– Вот и хорошо. Возможно, нам опять понадобится ваша помощь.
Шёгрен тоже встал, и они спустились на первый этаж.
– Это что же, снова рассказывать? – спросил он. – Записали бы лучше на магнитофон, и делу конец.
Он отворил наружную дверь, и Рённ вышел на крыльцо.
– Да нет, скорее вы можете нам понадобиться, чтобы опознать этих молодчиков, когда мы их схватим. Или же мы пригласим вас посмотреть кое-какие фотографии.
Они обменялись рукопожатием, и Рённ добавил:
– В общем, там будет видно. Может, и не придется вас больше беспокоить. Спасибо за пиво.
– Ну что вы. Если надо еще помочь – я пожалуйста.
Пока Рённ шел к машине, Стен Шёгрен стоял на крыльце и приветливо махал ему рукой.
IX
Если не считать четвероногих ищеек, то профессиональные борцы с преступностью, за редким исключением, такие же люди, как все. И даже при выполнении серьезных и ответственных заданий они подчас способны на обычные человеческие чувства. Скажем, волнуются и переживают, когда предстоит ознакомиться с доказательствами первостепенной важности.