Запертая комната

В двух верхних ящиках лежало всевозможное барахло: бумажные носовые платки, запонки, пустые спичечные коробки, половина шоколадки, несколько булавок, градусник, мятные таблетки, ресторанные счета и магазинные чеки, мужская санитария, шариковые ручки, открытка из Щецина с текстом: «Водка, женщины, постель – что еще надо. Стиссе», сломанная зажигалка и тупая финка без чехла.

Сверху на тумбочке валялась книжонка; на обложке ковбой – ноги широко расставлены, в каждой руке по дымящемуся револьверу. «Перестрелка в Черном ущелье»…

Колльберг полистал книжку; из нее на пол выпала цветная фотография, любительский снимок – на лодочной пристани сидит молодая женщина в шортах и белой тенниске. Темные волосы, заурядное лицо. На обороте вверху было написано карандашом: «Мёйя, 1969». Пониже – синими чернилами и другим почерком – «Монита».

Он сунул фотографию обратно в книгу. Потом выдвинул нижний ящик – он был глубже двух других – и позвал Гюнвальда Ларссона.

– Нашел тоже место, где держать точило, – сказал он. – Или это вовсе не точило, а какое-нибудь новейшее приспособление для массажа?

– Интересно, зачем оно ему понадобилось, – произнес Гюнвальд Ларссон. – Вот уж кто не похож на любителя деревянных поделок. А может, просто стащил где-нибудь? Или получил в уплату за наркотики?

Он вернулся в ванную.

Через час с небольшим осмотр квартиры и мебели был завершен. Ничего особенного они не нашли – ни ловко спрятанных денег, ни уличительных писем, ни оружия; самые сильнодействующие медикаменты – таблетки от головной боли да сельтерская вода.

Напоследок они осмотрели кухню, обшарили все ящики и шкафы. Холодильник был включен и полон продуктов – видимо, Мауритсон уехал ненадолго. Измученного диетой, вечно голодного Колльберга больше всего смущал копченый угорь, даже в животе забурчало. Но он совладал с собой и решительно повернулся спиной к холодильнику с его соблазнами.

За кухонной дверью на крючке висело кольцо с двумя ключами.

– От чердака, – сказал Колльберг, показывая на них.

Гюнвальд Ларссон подошел, снял кольцо с крючка, осмотрел ключи и добавил:

– Или от подвала. Давай проверим.

К чердаку ключи не подошли. Тогда они спустились на лифте до первого этажа и протопали по лестнице в подвал.

Большой ключ подошел к патентованному замку огнеупорной двери, за которой начинался короткий проход с двумя дверьми по сторонам. Открыв правую, они увидели выход шахты мусоропровода и подвешенный на каркасной тележке большой мешок из желтого пластика. Около стены – еще три тележки; два мешка – пустые, третий до краев наполнен мусором. В одном углу стоял совок и веник.

Дверь напротив была заперта; за ней, судя по надписи, помещалась домовая прачечная.

Проход упирался в длинный поперечный коридор, разделявший два ряда нумерованных дверей с висячими замками всех родов.

Колльберг и Гюнвальд Ларссон довольно скоро нашли замок, к которому подходил меньший ключ.

В чулане Мауритсона хранилось только два предмета – старый пылесос без шланга и большой чемодан. Гюнвальд Ларссон заглянул внутрь пылесоса.

– Пусто, – сообщил он.

– Зато здесь не пусто, смотри, – ответил Колльберг, который в это время расковырял замочек чемодана.

Он поднял крышку, и Гюнвальд Ларссон увидел четырнадцать больших бутылок пятидесятиградусной польской водки, четыре кассетных магнитофона, электрический фен и шесть электробритв в заводской упаковке.

– Контрабанда, – сказал Гюнвальд Ларссон. – Или же скупка краденого.

– А по-моему, вознаграждение за наркотики, – возразил Колльберг. – Конечно, не худо бы конфисковать водку, но лучше оставить все, как было.

Он запер чемодан, и они вышли в коридор.

– Что ж, не совсем зря трудились, – подвел итог Колльберг. – Правда, Бульдозера порадовать нечем. Осталось только повесить ключи на место, и можно сматываться. Здесь больше делать нечего.

– Осторожный жук этот Мауритсон, – отозвался Гюнвальд Ларссон. – Может быть, у него есть еще квартиры…

Не договорив, он указал кивком на дверь в конце коридора. На двери красной краской было выведено: БОМБОУБЕЖИЩЕ.

– Поглядим, если открыто, – преложил Гюнвальд Ларссон. – Заодно уж…

Дверь была открыта. Бомбоубежище явно служило велосипедным гаражом и складом для всякого хлама. Они увидели несколько велосипедов, разобранный мопед, две детские коляски, финские сани и старомодные санки с рулем. У стены – верстак, под ним на полу – пустые оконные рамы. Слева от двери – лом, две метлы, лопата для снега и два заступа.

– Мне всегда не по себе в таких помещениях, – произнес Колльберг. – В войну, когда устраивали учебные тревоги, я все представлял себе, что будет, если в самом деле разбомбят дом и бомбоубежище завалит. Кошмар…

Он обвел глазами закуток. В углу за верстаком стоял старый деревянный ларь с полустершейся надписью ПЕСОК. На крышке ларя поблескивало цинковое ведро.

– Гляди-ка, – сказал Колльберг, – ларь с песком, еще с войны стоит.

Он подошел, снял ведро и поднял крышку.

– Даже песок остался.

– Слава Богу, не понадобился, – заметил Гюнвальд Ларссон. – Во всяком случае, не для борьбы с зажигательными бомбами. А это что у тебя?