Я тащила ее в одну сторону, она, упираясь, тянула меня в другую, а мимо шли родители с детьми и глазели: дети, как один, разинув рты, родители кто с осуждением, а кто с сочувствием.
— Гос-споди боже мой! — раздался громкий голос откуда-то спереди. — Что это здесь творится?
Я испугалась и выпустила руку дочери, а она перестала сопротивляться. Вместе мы повернулись к калитке и увидели Харриет Уотсон, стоявшую, уперев руки в бока и глядя на нас.
Эви застыла.
— Неужели это та самая Эви Коттер, которая вчера была такой хорошей девочкой? — Она покачала головой и посмотрела на меня с наигранным недоверием. — А вы знаете, что сказала мисс Ахтар? Что если Эви и сегодня будет вести себя так же хорошо, то наверняка получит наклейку.
Дочка удержала всхлип и вытерла глаза.
— Наклейку, да? — повторила я.
— Да, наклейку. Мы редко кому их даем. Только самым-самым лучшим. — Харриет сделала два шага вперед и протянула руку. — А ну-ка, мисс Коттер, пойдем со мной. Войдем в класс вместе, а мисс Ахтар ничего не скажем — ей не обязательно знать о том, что у тебя сегодня выдалось слезливое утро, правда?
Эви покивала и ухватилась за руку мисс Уотсон. Ее взгляд горел надеждой на обретение заветной наклейки.
Видя, что дочка больше не плачет, я выдохнула с облегчением.
— Пусть это будет наш маленький секрет, — сказала Харриет и со значением кивнула мне. Я развернулась и тихонько пошла прочь, вслушиваясь в доносящийся из-за спины разговор. — А еще у нас сегодня будет очень интересное задание. Ты вроде любишь рисовать, верно?
— Бабуля говорит, что у меня получается, — услышала я голосок дочери. — Я много чего умею рисовать, даже лица.
Я остановилась, глядя на то, как они идут к школе. Эви кивала, отвечая на расспросы мисс Уотсон, и даже не оглянулась. Тяжкий груз упал с плеч, и я покрутила головой, разминая напряженную шею.
Пусть мама говорит что хочет, но отныне Харриет Уотсон — моя героиня.
Глава 26
Я отчаянно пытаюсь не спать.
Если засну, то они придут и выключат меня. Легко и просто: поворот рычажка, нажатие кнопочки, и бац — меня нет.
Никто их не остановит, никто обо мне не заплачет. Доктор Шоу подпишет нужные бумаги, их передадут коронеру[14]
. Тело кремируют, свидетельство о смерти подошьют к делу, и всё — был человек и нет человека. Никто и не узнает, что я была жива. Что я жила в этой невидимой тюрьме.И что тогда будет с Эви?
Ведь она, моя красавица, тоже живет где-то и никак не может найти дорогу домой. Не станет меня — ее также спишут в нераскрытые дела и забудут. Живая девочка превратится в мертвую статистическую цифру.
Вот почему нужно сражаться, даже если надежды больше нет. Нужно придумать способ показать им, что я еще здесь. Что за меня стоит побороться.
Ведь я знаю очень важные вещи, которые хочу рассказать. Которые, может быть, помогут спасти Эви.
Я начинаю вспоминать, в том числе самые простые, обыденные вещи, зная, что вот-вот докопаюсь до правды.
Это поднимается и опускается моя грудная клетка, когда аппарат искусственной вентиляции легких закачивает в нее воздух.
Это дразнятся часы на стене. Каждая отмеренная ими секунда приближает меня к неминуемой смерти от рук врачей.
Они убьют меня, если я не разобью стекло. Если не выйду из невидимой тюрьмы.
Я начинаю вспоминать школьные уроки анатомии.
Пытаюсь почувствовать ее, свою диафрагму. Представляю крепкую, мускулистую ленту, которая пересекает тело. Мышцы ведь движутся, иногда самопроизвольно. У них даже есть память — мышечная.
Забываю на время обо всем, кроме диафрагмы. Посылаю ей команды.
Вверх, вниз, вверх, вниз.
И снова: вверх-вниз, вверх-вниз.
Не получается.
Но это лишь начало.
Глава 27
Вернувшись из школы, я заварила себе чашку крепкого кофе. Настроение было хуже некуда: меня преследовало чувство, будто вот-вот стрясется что-то ужасное. Никаких реальных причин для этого не имелось. Тем более что все плохое, что только могло случиться, уже случилось.
Нужно надеяться на лучшее. В нашей жизни уже появились новые перспективы. Скоро Эви привыкнет к школе, а я обживусь на работе. Работе, которая нашлась невероятно быстро. Это просто нереальное везение!
И все же, несмотря на уверенность в том, что я справлюсь с любым заданием — а с моим стажем иначе и быть не могло! — руки тряслись при одной только мысли о том, чтобы войти туда сегодня.
Нелегко начинать с нуля в тридцать пять лет.
А Эви всего лишь пять. Стоит ли удивляться, что она так тяжело привыкает к новой школе?
Вот только, в отличие от нее, у меня оправдания нет, потому что я взрослая и должна принимать все, что подбросит жизнь.