Запертые

– Я никогда не говорил тебе, за какие грехи ты попала в Ад. Пришло время узнать. И, если ты не сойдешь с ума, вернешься и продолжишь служение.

Лучше бы ей дробили кости, ломали и перемалывали их медленно и мучительно, чем пережить то, что она пережила.

Бесконечная, всепоглощающая темнота. Кажется, будто ты ослеп; движешься на ощупь. Будто в этом месте смешалась вся боль и одиночество. Мертвый холод. Жуткая, выматывающая тоска. Ты один на один с этой тьмой, со своими личными кошмарами, наедине с самыми ужасными воспоминаниями.

– Люди сами себе палачи, – голос Анлюминуса «водит» по скрытым коридорам сознания. То становится громче, то утихает, поглощается непрекращающимся воем, который доносится со всех сторон. – Если в голове злодея ежедневно прокручивать все его преступления, да так, чтобы он на собственной шкуре испытал боль своих жертв, он непременно чокнется. Самая изощренная пытка на свете – увидеть собственные преступления глазами жертвы.

Ледяные пальцы, как щупальца, хватают за руки и плечи, чье-то дыхание на коже вызывает мурашки. Вайалена кричит, бежит вперед, но, как слепец, натыкается на тьму. Повсюду мрак. Черная бездна. И – силуэты. Безликие, жалкие, озябшие.

– Почувствуй себя человеком, Вайалена, хотя бы на минуту, – голос повелителя повсюду. Даже если закрыть уши. Даже если кричать без остановки. – И подумай, что лучше: навсегда остаться наедине со своими кошмарами или все-таки держаться за тех, кто освободил тебя от них?

Силуэты проходят мимо и сквозь нее, уходят и возвращаются. Она слышит, что они шепчут. Видит их глаза, полные безграничного страдания. Порою мелькают и лица. Фантомы. Она знает каждого из них. Она тянет к ним руки и просит прощения. Но они снова шепчут свое, выдергивая из ее сознания самые ужасные воспоминания. Те, которые стерли ей никтисы.

Анлюминус прав. Собственные преступления – лучшие мучители.

…Ее доставали из Провала уже в беспамятстве. Киира рассказывала потом, что она бредила и все время оглядывалась, кричала и закрывала уши, ни на что не реагировала. И лишь когда повелитель прислал к ней жрецов, и те провели над ней какие-то ритуалы, Вайалена пришла в себя.

С тех пор она не решалась пойти против установленных ассасинами правил. Продолжала исполнять поручения и безропотно отправляться на миссии, а потом, вернувшись на Никтис, тихо ненавидела себя за бессилие.

Знала, что бежать некуда: ближайшие планеты никтисы разграбили, жителей либо убили, либо пленили, а остальные, включая светлую сторону, просто непригодны для жизни. Осталась горстка маленьких планет, до которых ассасины еще не добрались, но без темных кристаллов, которые устанавливаются на порабощенных землях, существовать там невозможно. Куда ни кинь, все под властью Анлюминуса.

Ну а далекая Земля… Заявиться туда – значит нарушить соглашение, заключенное между никтисами и хозяином преисподней. Землей правит последний, ввергая людей в разврат, толкая на преступления, смертные грехи. И те покорно клюют на его удочку, чтобы потом, разлучившись с телом, оказаться в тех местах, где побывала Вайалена.

Истина такова: ассасин не может сделаться изгоем.

Или убивай, или стань узником собственных кошмаров.

Разве можно выбрать что-то третье?

Глава 6

Цвет увядших листьев и холст

Наспех выпив чаю, чтобы согреться, Лана поспешила к Георгию. Не успела она взяться за ручку двери, как из кабинета вылетел взъерошенный и багровый от злости мужчина.

– Извините, – буркнул он, чуть не сбив ее с ног.

В полном замешательстве Лана переступила порог и удивленно спросила:

– Кто это только что выскочил отсюда?

Муж расхаживал по кабинету, скрестив на груди руки. Выглядел мрачным, даже немного рассерженным.

– Один мой давний друг, – ответил он, не поднимая глаз. – Вот, картину притащил, хочет продать. Подделку. Ну, я ему высказал все, что думаю, а он психанул.

Лана бросила взгляд на картину: берег с оживленной людской толпой, парусные суда, мирно покачивающиеся на волнах, голубое небо в облаках…

Она прикоснулась к полотну рукой.

– Беггров?

Георгий резко остановился и слегка приподнял брови. Молча кивнул.

– Это не подделка, – уверенно заявила Лана, на что муж только ухмыльнулся:

– Дорогая, я понимаю, ты художник, но не эксперт, чтобы определять такие вещи. Не лезь в то, в чем не разбираешься.

Задетая его словами, она с грустью посмотрела в окно, чувствуя себя одинокой и непонятой. За окном цвел день, радовал моросью и криком птичьих стай, и впервые в жизни ей захотелось уйти в неизвестность. Стать вырванной из чьей-то жизни страницей, забытой и безымянной, чтобы были только она и свобода. Весь мир оставить за спиной. Каждое утро укутываться в вуаль рассвета, а ночью одеваться в свинцовые одежды мглы и теряться в лабиринте сосен…