Запертые двери [СИ]

— Здравствуй, красотка, — перебил её Джим, пристально глядя ей в глаза. — Надеюсь, ты пришла, чтобы спросить меня, не хочу ли я, чего-нибудь жаждоутоляющее? И я тебе отвечу: Да! И ещё раз, да! Желательно без газа и со звякающими льдинками на дне. — Под конец, Джим изобразил невинную улыбку на лице.

— Ты самый настоящий гаденыш, Джим. Ты знал это?

— Знал, — легко согласился с ней Роквелл, — ведь ты не устаешь мне об этом напоминать.

— И, тем не менее, ты всегда не перестаёшь делать всё по-своему. — С трудом подавляя гнев, добавила Джоанна.

— А что я такого сделал? — с недоумением поинтересовался Джим, скрестив реки на груди и напоминая себе о том, что песня «Evanesance» перевалила через свою половину.

— «Бостон-Джой ФМ» по большому счёту мой проект, и мы с тобой с самого начало договорились, что в эфире не будет ни слова о наркотиках, сексе и всякой пошлости. Также о том, что ты не будешь использовать бранных слов в своих монологах.

— Когда это я говорил ругательства на всю страну? — возмутился Джим.

— Я сказала это к примеру. Но в остальном ты грешишь в каждый раз, а под конец за всё отвечаю я, а не ты, перед деканом.

Джим перевёл взгляд от лица Джоанны, на её чёрную кофточку, с небольшим вырезом, который, всё же, позволял разглядеть начало округлости её груди. Джоанна Престон была очень привлекательной девушкой (во всяком случае, во вкусе Джима), с нежными чертами лица, но довольно низкого роста (метр шестьдесят), а потому её гнев часто приводил Джима в умиление. Да, она ему определённо нравилась. Он её пару раз пытался пригласить на свидания, но в каждый раз получал необоснованный отказ.

— Я уже не говорю о музыки…

— А что с музыкой? — снова спросил Джим, не скрывая иронии.

— Из-за твоей болтовни, её звучит слишком мало.

— Все мои друзья, которые слушают «Бостон-Джой ФМ», никогда не жаловались на мой длинный язык.

— А мои жаловались! — настояла на своём Джоанна.

Джим откинулся на спинку кресла и приподнял недоверчиво бровь:

— Приведи пример. Хоть один.

Джоанна молча сверлила его взглядом и, потому как ей нечего было ответить ему, она ещё сильнее испытывала к нему злобу.

— Не имеет значение, — наконец ответила она. — Я! Хочу! Больше! Музыки!!

— Кстати о музыке…,- Джим развернул мобильное кресло обратно к микрофону, надел наушники и приготовился сменить финальные аккорды «Верни меня к жизни».

Джоанна, сжав губы, испепеляющим взглядом глядела на него пару секунд, после чего вышла из студии.

— Наконец завершились эти мучительные четыре с лишним минуты, и мы снова вместе, для обсуждения важных тем, что достались нам к концу мая текущего года. Надеюсь, каждый из вас уже решил, где он проведёт своё свободное летнее время, потому как я с этим вопросом разобрался уже давным-давно…

3.

Сьюзен Робертс, одетая в светло-синие джинсы и маячку с нижним топом, оголяющим её ровный загорелый живот, лежала на диване и смотрела фильм, ни названия, ни сюжета которого не знала, потому как думала она совсем не о фильме, а об окончание очередного учебного года. Это был её второй год учёбы в университете и без колебаний, она могла назвать его самым сложным. Чего стоили только практичные занятия. С тех пор как она предстала перед металлической поверхностью стола для вскрытий, прошло более двух недель, но и сейчас ей не давало покоя тело той девушки, которое пришлось ей препарировать.

В тот день, они находились в широкой комнате, окрашенную в белые тона, от которой физически и внутренне веяло холодом. Нижняя часть стен была покрыта плиткой, верхняя — оставалась голой. На полу был линолеум, блестевший чистотой. В помещение стояли шесть столов, а те, кто на них расположился, до поры до времени скрывались от любопытных (испуганных) глаз под белыми простынями.

Руководитель практики, мисс Луиза Борвиц — сухопарая дама средних лет, с холодным взглядом и ястребиным носом, — как всегда двигалась быстро, при этом, делая маленькие шажки, от стола к столу, проверяя, как продвигаются учения. Первое — показательное — вскрытие Борвиц проводила сама, но теперь пришло время, чтобы сами студенты взялись за скальпель и доказали окружающим и самим себе, что они готовы стать на очередную ступень к своей цели — превратится в настоящих врачей.

«Помните!», говорила Борвиц. «Сделанный надрез дрожащей неуверенной рукой сейчас, может стоить вам хорошей оценки. Сделанный надрез дрожащей неуверенной рукой в будущем будет стоить чей-то жизни. Так что примите правильное решение уже сейчас: достойны ли вы, стать настоящим врачом или же уйти, чтобы не вернуться».