Запятая Судьбы (СИ)

Ты вернёшься, чтобы вернуть этот мир.

Риве было всего девятнадцать лет, большую часть которых она провела в закрытом учебном заведении для благородных дам в Британии. Она не умела, не знала, как поступать с собой и собственными чувствами. Жрица вызывала в ней восхищение и преклонение, рядом с Воином она чувствовала себя как за железобетонной стеной, Палач пробуждал в душе уважение и страх, но Витольд…

Витольд лихо проехался ладонью по грифу, заставив гитару вскрикнуть, и перешёл к звонкому речитативу:

И, словно ток от локтя к запястью,

Течёт, отмеренное сполна,

Звенит нелепое твоё счастье —

Твоя нейлоновая струна,

Гремит фугасная медь латыни,

Летит слепой мотылек к огню,

Ты слышишь — звёздами золотыми

Небо падает на броню…

Браво, парень, ты не грустен нисколько.

Завтра в дальний путь, а пока

Всё по плану — ты становишься волком,

Ты знаешь всё, что нужно в жизни волкам.

Браво, парень, ты становишься волком,

Ты знаешь всё, что нужно в жизни волкам.[4]

Песня кончилась. Оборотень прижал струны ладонью и медленно выдохнул, не открывая глаз. Рива осторожно, бочком, спряталась за ближайшую широкую спину, благо под финал все слушавшие встали, и осторожно начала выбираться из толпы оперов. Она была напугана собственной реакцией на эту простую и пафосную песню.

«Нет, нет и ещё раз нет. Надо поговорить со Жрицей. Это просто гормоны и долгое одиночество. Наставница советовала завести любовника с того момента, как мне исполнилось восемнадцать. Пусть послушает меня во всех смыслах, включая энергетику, и посоветует что-нибудь, или… кого-нибудь. Да. Жрица знает лучше».

За спиной у старшей оперативницы Первого отдела набирал обороты финал стихийной пьянки. Кто-то интересовался, сколько осталось виски, кто-то бился об заклад, что выпьет литр пива залпом, кто-то заплетающимся языком объяснял, что Синее Пламя есть страшное дерьмо вепря дикого и щетинистого… Всех разом перекрыл глубокий и звучный голос Витольда:

— За Гвена! Доброго посмертия, мужик!

Рива не дождалась ответных воплей, выскользнув за дверь. Даже этот выкрик зародил в её сердце маленькую тёплую искру, наличие которой пугало её больше, чем выход на боевую операцию.

«После сегодняшней охоты бегом побегу к Жрице. Если она не поможет — к Воину. Он хорошо знает Ви… его. Просто «его». Не стоит лишний раз концентрироваться на имени».

Девушка остановилась и, поняв, что у неё дрожат колени и пальцы, прислонилась лбом к прохладной стене. Душа требовала разобраться в происходящем, долг звал вернуться к бумагам и выкладкам по грядущей операции, а сердце… сердце стремилось обратно, туда, к пропахшим порохом, грязью и алкоголем оперативникам. К оборотню с гитарой, сидевшему среди них.

— Хватит, — вслух произнесла Рива, оторвалась от стены и направилась к своему кабинету.

Долг победил. На этот раз.

* * *

2012 год. Июль. Санкт-Петербург. Дачный проспект.

Неладное Олег почуял, только войдя в подъезд. Точнее, почувствовал запах дорогого табака с яблочной отдушкой. Медленно вытащил из ушей наушники. На лестничной площадке этажом выше шла оживлённая беседа.

— Отборный солод идёт на так называемый «односолодовый» виски, — вещал тонкий девичий, почти детский, голос, — имеется в виду зерно с одного урожая и одного поля. А из остального делают купажированный напиток. То есть, из «сборки» разных зёрен. Тут дело вкуса: односолодовый, конечно, считается элитным, но вот мне купаж нравится больше.

— А кукурузный? — Хизов с возрастающим изумлением опознал во второй говорящей бабу Женю.

— А кукурузный виски могут пить только уроженцы юга Америки или люди в глубокой депрессии. Но, повторюсь, это моё мнение. Один мой… хм… знакомый утверждает, что среди кукурузного попадаются неплохие сорта. Как по мне — сивуха сивухой.

— А всё-таки: шотландский или ирландский лучше?

— Дурь это всё, баб-Жень. Есть виски, который делают на Оловянных Островах, есть тот, что в других местах. В Британии — лучший. А остальное — только чтоб голову затуманить.

— И то верно.