Их обогнал кривоногий, вечно непонятно чем озабоченный Жук, что жил возле ставка, откуда-то сбоку выскочила с дурацкой улыбкой Пуля, а на выгоне, казалось, собрались все, даже из Кута прибежали, а это ни много ни мало — почти час трусцой. Кто-то уже знал, что произойдет на выгоне и для чего построены деревянные ворота.
Вилли, конечно, был среди начальства, стоял на крыльце и разговаривал с каким-то неизвестным, а у ног неизвестного стояла блестящая стройная темно-коричневая сука. Такой красоты Обеликс не видел никогда, и даже не предполагал, что такие красавицы живут на белом свете.
Мальчик в ответ на его восторги сказал, что эта «лупоглазая» не в его вкусе и что у нее глаза красные. Глаза, правда, были чуть навыкате и белки красные, но узкая морда, но стройные ноги…
Пока разглядывал красавицу, не заметил, как вывели троих в белых рубахах, одного узнал сразу, он приходил к Дяде Ване раньше, до появления в селе немцев.
Тот, что привел красавицу, начал говорить, Вилли переводил, и Обеликс вдруг понял, что все это — с немногочисленными хмурыми односельчанами, с мотоциклистами в каких-то особых, низко нахлобученных касках, со сборищем собак — добром не кончится: а он терпеть не мог плохие концы.
— Пошли домой, — предложил он Мальчику, но тот помотал башкой.
— Нет, хочу посмотреть, как они станут мертвыми. Вон тот, он работал в Заготзерне, жил возле Гребли. А второй — директор школы, третьего не знаю.
— С чего это они станут мертвыми?
— Когда приезжают эти на мотоциклах, обязательно бывают мертвые. Смотри, смотри!
Обеликс не стал смотреть, подошел поближе к крыльцу, чтобы Вилли увидел, что он все-таки пришел, и Вилли, увидев его, дернул углом рта.
Перед уходом Обеликс решил взглянуть на красавицу, но ее на крыльце уже не было, он обернулся и увидел ее рядом с хозяином около ворот, увидел и тех троих в белых рубахах, болтающихся на перекладине.
У школы его перехватил старик Туз. Туз считался старостой собачьего сообщества. Это было признано всеми. Во-первых, он был старше всех, но еще крепок, во-вторых, он охранял школу и был уважаем самим директором школы, который теперь висел на воротах.
Туз сказал, что ночью надо прийти на выгон, чтобы повыть.
— Зачем?
— Так полагается, — коротко ответил Туз.
Вилли, видать, только что вернулся домой и сделал непонятное: сбросил с себя совершенно чистые белье и рубашку.
Отто уже таскал воду из колодца, а Бабушка разводила очень опасный каустик для стирки.
Вилли в длинной холщовой рубашке вышел на двор с бутылкой, сел под грецким орехом, подозвал Обеликса.
— Иди сюда, глупая любопытная зобака. Запомни меня, потому что я, как Эпаминонд. Великий полководец, но, когда его плащ был в починке, он не выходил из дома. Я пью за Эпаминонда, но вообще-то, глупая зобака, я мечтал стать таким, как Агесилай, и что из этого вышло? Отвечай. Молчишь? Тогда я отвечу за тебя, — шайзе…
Вилли любил употреблять незнакомые имена и слова.
— …Агесилай был царем спартанцев. Историк о нем пишет, что он был худым, хромым, но ходил очень быстро. Со своими был приветлив, с иноземцами насмешлив. Как я с тобой… Ты знаешь, мы прошли примерно столько же, сколько десять тысяч воинов в походе на Вавилон. Смешно, но поговорить я могу только с тобой. Скоро мы расстанемся, друг мой, и если бы ты был египетским царем Амасисом, а я твоим другом — греческим царем Поликратом, ты бы разорвал со мной отношения, чтобы не видеть моих будущих бед, будучи бессильным помочь мне. Говорят, один из сегодняшних был учителем, я тоже был учителем… истории… жаль, что ты не пьешь…
Обеликс сидел перед ним и делал вид, что внимательно слушает всю эту белиберду, на самом деле он пристально изучал Вилли.
И вот каким был вывод: Вилли стал взрослым. За эти две зимы, минувшие со времени его прихода сюда, он стал другим: доверял Бабушке и перестал бояться. Но эти два состояния не были связаны одно с другим. Он перестал бояться, потому что ему стало безразлично. Он пришел молодым и страстно любил жизнь, а теперь был старым, конечно, не как Бабушка, но почти как сосед Гусарь. У него появился запах старости — равнодушие и усталость.
Последний раз он был молодым на Новый год, но вспоминать эти дни было больно из-за Васи.
Вася жил в маленьком глинобитном сарайчике на границе с соседями.
Он был очень хорошеньким, чистеньким, похожим на человека поросенком. А главное, он был умным и проницательным. Понимал все буквально на ходу. Когда Обеликс пробегал мимо него, он по походке, по позиции хвоста мгновенно угадывал его настроение.
Летом его выводили на двор, привязывали возле старой хаты, и он часами внимательно изучал жизнь вокруг, вглядываясь в нее своими умненькими глазками с белыми ресницами.
Иногда он пытался рассказать что-то, говорил длинно, путано и так возбужденно, что сбивался с дыхания.
Что-то из его речей Обеликс понимал, например доклад о событиях прошедшего дня: что делала Бабушка, когда вернулись Генрих и Вилли, кто из собак пробегал мимо двора.