Я побрился, принял душ, оделся и спустился вниз поесть чего-нибудь: обнаружив, что голоден как волк, я вспомнил, что вчера не ужинал, а сегодня не завтракал. Бармен приготовил мне яичницу с ветчиной и кофе, после чего я почувствовал себя родившимся заново. Я отправился в гараж Уотсона, чтобы забрать машину. Тихая главная улица Нью-Маверика выглядела совершенно такой же, как вчера. Столько всего произошло, но ничего не изменилось, и, если Полу Фэннингу будет нечего нам рассказать, вероятно, ничего и не изменится.
Я остановил машину у студии Пенни ровно в шесть. До этого на своем «ягуаре» с новыми шинами я съездил в госпиталь в надежде повидать Гарриет. В палату меня не пустили — ни Гарриет, ни Дики еще не были в состоянии кого-то видеть, — зато я поговорил с врачом, который заверил меня, что с точки зрения физического здоровья никаких проблем возникнуть не должно. Я смогу увидеться с Гарриет завтра, и, возможно, сказал врач, это даже пойдет ей на пользу.
Пенни открыла мне дверь, одетая в зеленую крестьянскую блузку и пышную клетчатую юбку. В ушах у нее были большие золотые кольца, а вокруг талии вместо пояса повязан яркий зеленый шарф. В ее веселости чувствовалось что-то вымученное.
— Надеюсь, вы успели проголодаться, — сказала она. — Еда на таких вечеринках — это нечто. Пройдемся пешком? В моем дворе с вашей машиной ничего не должно случиться.
Она взяла меня под руку, и мы углубились в лес по одной из тропинок. В отдалении слышались голоса и смех, а в воздухе витал соблазнительный аромат жарящегося мяса.
В конце тропинки открылась широкая поляна, окруженная белыми березами на фоне гигантских сосен. Это было великолепное место. Меня сразу окружили люди, и я понял, что мы с Пенни пришли одними из последних.
В самом центре поляны была выкопана яма, в которой горячие угли костра шипели и выплевывали языки пламени, когда на них попадали капли горячего жира, стекавшего с целой свиньи, медленно поворачивавшейся на тяжелом железном вертеле. Я прикинул, что вокруг жарящегося мяса стояли в кружок человек семьдесят пять. Некоторые уже держали наготове бумажные тарелки, ножи и вилки. Другие перемещались от одной огромной бочки пива к другой. Я заметил своего приятеля О'Фаррелла, сидевшего на траве на расстоянии вытянутой руки от крана пивной бочки. Четыре длинных стола для пикников были уставлены тарелками с хлебом, маслом, солью и перцем, бутылками с соусом барбекю.
Ларри Трэш стоял перед свиньей в большом белом мясницком фартуке, закрывавшем его от шеи до голени, и белом поварском колпаке набекрень. Он и еще один мужчина, оба в брезентовых перчатках, готовились перенести зажаренную свинью с костра на огромную железную решетку, установленную рядом. Они подхватили двухсотфунтовую тушу свиньи и опустили ее, дымящуюся и похрустывающую, на решетку. Трэш наклонился, а потом повернулся лицом к толпе, держа в руках гигантскую вилку и длинный, сверкающий мясницкий нож. С его красного лица градом катился пот.
— Ну, народ! Налетай! — прокричал он. — Берите кукурузу и картошку, прежде чем доберетесь до меня. Накладывайте себе побольше. — Он перехватил мой взгляд и взмахнул ножом. — Почему бы заодно и не развлечься, раз есть такая возможность, старина.
Женщины принялись накладывать в миски сладкую кукурузу и обугленную печеную картошку, потом все стали вереницей продвигаться от столов к ухмыляющемуся мяснику. Пенни и я наполнили свои тарелки и пристроились в конце очереди. Случившаяся трагедия никого здесь не задела, подумал я. Я ожидал, что люди начнут расспрашивать Пенни о Фэннинге и Броках, но никто не задал ни единого вопроса. Это была вечеринка, и они не собирались портить ее. Они давно примирились с нераскрытым убийством Уилларда, и новые преступления точно так же их не интересовали.
Трэш обслужил нас, и мы нашли себе местечко на краю поляны; я отправился к бочкам принести пива. О'Фаррелл, небрежно расположившийся на траве, посмотрел на меня с озорной улыбкой.
— Сдается мне, вы снова захотите со мной побеседовать, — заявил он.
— Дайте мне знать, если когда-нибудь решитесь рассказать, что вы на самом деле видели той ночью, — ответил я.
— Я ничего не видел. Я уже говорил вам. Но если позже у вас появится настроение за что-нибудь заплатить…
— Сначала товар, потом деньги, друг мой, — отрезал я.
Я наполнил два больших бумажных стакана пивом и отнес их Пенни. Я и не думал, что мне захочется есть, но еда была просто восхитительной. Я чувствовал себя чудесно. Смех и веселая болтовня вокруг помогли мне на некоторое время забыться.
— Как это обычно происходит? — спросил я Пенни. — Все поедят и разойдутся по домам?
Пенни рассмеялась.
— Если вы были язычником в своих прежних воплощениях, крепче держитесь за шляпу, — сказала она. Свет от костра падал на ее лицо. Она сидела, обхватив руками поджатые колени. — В эту ночь мы с Тэдом ушли бы вместе — в первый раз — навсегда. — Тень промелькнула в ее глазах. — Такова традиция. Ночь, когда ты становишься невестой — или, во всяком случае, женщиной. — Она опустила голову и закрыла лицо руками.