Записка о ритуальных убийствах

134) В апреле 1843 года, также перед Пасхой, был у нас в России опять замечательный случай в этом роде, хотя не столько злодейский, потому что обошелся без убийства. В Витебской губернии, в городе Луцке два еврея, братья Бepко и Шмария Клепачи, схватив пятнадцатилетнюю девушку Щербинскую, сделали ей насильственное кровопускание, собрав кровь в стакан. Несмотря на все улики, Берко и Шмария от всего отпирались и не могли быть ни уличены, потому что свидетелей не было, ни доведены до сознания. Генерал-губернатop старался собрать посему поводу секретные сведения на месте и нашел, что хотя сведения сии недостаточны для положительного заключения, но что они подкрепляют издавна существующее поверье о употреблении жидами христианской крови для каких-то изуверных обрядов.

ДЕЛО ВЕЛИЖСКОЕ.

Оканчивая сим ряд выбранных из разных книг и дел примеров, служащих доказательством существования между евреями такого обряда, который нередко ведет к убийству христиан, и в особенности младенцев, должно еще принять в рассуждение, что приведенные примеры, хотя их и немало, конечно, составляют небольшую только часть действительно бывших случаев, потому что далеко не все они обнаружились, не все сохранились в письменных памятниках, и, наконец, далеко не все могли быть собраны: все подобные дела, оконченные производством в низших и средних местах, не могли быть включены, потому что об них не имелось здесь сведений; равно и те случаи, по коим вовсе ничего не открыто, а все сведения об них ограничиваются показанием в ведомостях{46} о происшествиях, что там-то ребенок пропал без вести. Но для положительного удостоверения, что обвинение это не есть клевета или вымысел, и что не одна пытка средних веков вымогала из жидов это ужасное сознание, остается разобрать несколько ближе одно из новейших дел этого рода, например, дело Велижское, начавшееся 24-го апреля.

1823 года в велижской городской полиции и конченное 18-го января 1835 года, через двенадцать лет, в общем собрании Государственного Совета. Дело это замечательно большими подробностями своими, многократно возобновленными розысканиями и ясностью всех улик, не исключая даже, и собственного сознания некоторых, хотя и не вполне выговоренного. Но что бы могло заставить евреев сознаться в подобном преступлении, составляющем религиозную, фанатическую тайну, а притом чего бы могли преступники ожидать от этого? Напротив, упорное, наглое, голословное запирательстпво спасало их всегда почти, и спасло также на этот раз.

22-го апреля 1823 года солдатский сын Федор Емельянов, 3,5 годов, пропал в Велиже без вести. Это было в самый день Светлого Христова Воскресения. Труп мальчика найден на Фоминой неделе за городом, в лесу, в таком виде, что уже никто, из жителей не мог сомневаться в истине возникшего подозрения и распространившихся, через какую-то ворожею, глухих слухов, а именно, что мальчик был зверски замучен жидами. По всему телу были накожные ссадины, будто кожу сильно чем-нибудь терли; ногти были острижены вплоть до тела; по всему телу множество небольших ран, будто проткнутых гвоздем; синие, затекшие кровью ноги доказывали, что под коленами положена была крепкая повязка; нос и губы приплюснуты, также от бывшей повязки, которая оставила даже багровый знак на затылке, от узла; а, наконец, над мальчиком произведено было еврейское обрезание. Все это доказывало неоспоримо, как отозвался под присягою врач, что ребенок замучен с умыслом, рассудителыно; из состояния же внутренностей видно было, что он содержался несколько дней без пищи. Злодеяние совершено было сверх того на обнаженном ребенке, а тело впоследствии обмыто и одето; ибо на белье и платье не было никакого, признака крови. По следам и колеям около того места, где труп лежал, было видно, что парная повозка или бричка подъезжала с дороги к этому месту, а труп отнесен оттуда к болоту пешком. Подозрение объявлено было родителями и другими людьми на жидов, и другой причины мученической смерти невинного младенца никто не мог придумать.

Между тем обнаружилось, что солдатка Марья Терентьева еще прежде, чем труп был найден, ворожила и объявила матери, будто сын ее еще жив, сидит в погребе у евреев Берлиных и ночью будет замучен; то же предсказала двенадцатилетняя девочка Анна Еремеева, больная, которая обмирала и славилась в Народе тем, что предугадывает. У Берлиных сделан был в доме обыск, но ничего подозрительного не найдено; хозяин объявил, что погреба у него в доме нет; но их нашлось два, хотя находка эта и ничему не послужила; осмотр же делали один квартальный надзиратель с ратманом, во-первых, евреем, а, во-вторых, близким родственником Берлиных, у которого в доме мальчик был скрыт на время обыска.