Записки

И вот, с самого начала XX века о "Записках Бенкендорфа" — почти ни слова. В юбилейный 1912 год появился лишь повтор рассказа о походе в Голландию, правда, как отмечает А. Г. Тартаковский, "по иной рукописи", т. е. не копия с адаптации "Военного журнала", а перевод оригинала. В 1938 году Е. В. Тарле[4] в книге "Нашествие Наполеона на Россию. 1812 год" эффектно использовал один убедительный пассаж из "Записок". И все. Более о "Записках" не упоминали вплоть до 1980 года, когда им дал справедливо высокую оценку А. Г. Тартаковский, что, впрочем, нисколько не повлияло на судьбу "Записок", они остались по-прежнему не востребованы. Причина очевидна. Уже давно в обществе возобладало отношение к Бенкендорфу, основанное исключительно на доминирующей политической тенденции. Впрочем, и вся история, и населяющие ее люди стали трактоваться не в поиске исторической истины, а исключительно с прогрессивных "политических платформ". Если бы содержание "Записок" работало на образ Бенкендорфа — "сатрапа", "крепостника", человека бездушного, бессовестного и коварного, каковым его подают многочисленные "единственно верные" идеологи, то, будем уверены, цитаты из "Записок" переходили бы из книжки в книжку, за них боролись бы авторы подобных трудов.

Для пишущего по-французски русского немца Бенкендорфа Россия — такая же родная земля, Москва — такая же священная столица, как и для исконного населения, святыни народа России — это и его святыни (что справедливо и для командира Бенкендорфа, барона Винценгероде[5], который даже и русским подданным не был, а пошел, не зная страха, спасать подготовленный к взрыву Кремль). "Записки Бенкендорфа" свидетельствуют о том, что Россия, Москва и их святыни были святы и для многих из тех, кто пришел тогда служить из разных стран и кто служил им своей кровью отнюдь не из "классовых интересов", не по некоей врожденной "контрреволюционности". Бенкендорф был не из тех "немцев", что, как писал Лев Толстой, "приехали нас учить", и не из тех, "произвести" в которые просил Императора язвительный А. П. Ермолов[6]. Немец по происхождению, полковник Бенкендорф принадлежал к российской военной аристократии и честно, как воины из всех сословий, своей жизнью служил России и ее Императору. И нелепо предполагать, что тогда Россию могли защитить люди, служившие иначе.

Один из выдающихся современных богословов-историков как-то сказал: "Нужно приникать к источникам нашей истории и не судить о ней по легкомысленным наветам историков-публицистов двух последних веков"[7]. Одним из множества источников, обойденных вниманием нашей исторической публицистики, являются и "Записки Бенкендорфа". Пусть о них судят читатели, — они имеют на это все права. Кому-то они будут не по нраву, кто-то увидит в них писания "аристократа-монархиста", кто-то откроет в них новое знание о прошлом, о том времени, что для нашей культуры есть время Пушкина, кто-то узнает новое о его "гонителе" и "убийце" и будет сожалеть, что жестокие обстоятельства воспрепятствовали иному, нежели оно было, общению генерала и поэта.

Краткие биографические сведения об авторе "Записок Бенкендорфа"

Русские Бенкендорфы происходят от некоего Андрея Бенкендорфа, переселившегося в XVI веке из Бранденбурга в Лифляндию и бывшего "королевским комиссаром в Риге". Дед, Иван Иванович (Иоганн Михаэль) Бенкендорф (1720–1775) — генерал-поручик, обер-комендант Ревеля. Его супруга, София Ивановна (в девичестве Левенштерн, 1723–1783), была воспитательницей старших детей цесаревича Павла Петровича — будущего Императора Александра и Великого Князя Константина. Отец, Христофор Иванович (1749–1823) — генерал от инфантерии, военный губернатор Риги. В 1770–1771 гг. участвовал с отличием в Первой русско-турецкой войне. В 1799 г. вышел в отставку и удалился в имение под Ревелем. Мать — баронесса Анна Юлиана Шиллинг фон Канштадт (даты в родословной Бенкендорфов: 1759 — после 1830, даты Русского биографического словаря 1744–1797 представляются менее вероятными) — подруга детства Императрицы Марии Федоровны, с которой вместе прибыла в Россию.