Записки 1743-1810

Ко мне приехала моя племянница, княгиня Долгорукая, и осталась со мной до моего отъезда из Троицкого. Со мной жили дочери двух моих двоюродных сестер: девицы Исленева и Кочетова[227]. Эта последняя была не совсем здорова. Я написала ее отцу, жившему в Москве, что как бы ни утешительно было ее присутствие для меня, я не считаю себя вправе брать ее с собой в ссылку, где не было ни докторов, ни хирургов, ни вообще каких-либо средств, тогда как ее здоровье требовало последовательного лечения; я просила его приехать за ней и за девицей Исленевой. Он приехал за два дня до моего отъезда и на следующий день увез моих племянниц, обнаруживших глубокое горе при разлуке со мной. Он отвез девицу Исленеву к ее матери и принялся лечить свою дочь, обещая мне постоянно давать вести о ней.

Княгиня Долгорукая, женщина выдающаяся по своему уму и сердцу, как настоящий искренний и сердечный друг, занялась упаковкой всевозможных вещей, которые, по ее мнению, могли облегчить и скрасить мою жизнь в крестьянской избе без мебели и удобств. Она старалась скрыть от меня свое горе по поводу обрушившегося на меня несчастья, но в мое отсутствие слезы ее текли обильно. Накануне моего отъезда я застала ее всю в слезах и, нежно целуя ее, упрекнула ее в том, что она так мало пользуется присущими ей высокими умственными качествами. Я просила ее запастись терпением еще на двое суток, так как я, если Господу Богу не угодно будет продлить мою жизнь для ниспослания мне новых несчастий и бедствий, вследствие состояния моего здоровья, по всей вероятности, не выдержу и двух дней предстоящего путешествия; если же по истечении этого срока не привезут мой безжизненный труп, то она может быть убеждена, что свежий воздух и движение вернули мне силы, так что я когда-нибудь еще вернусь и буду еще наслаждаться ее обществом. Мое пророчество исполнилось: по возвращении моем из ссылки мы с ней увиделись. Но два года тому назад ее унесла преждевременная смерть, и я до конца своих дней оплакиваю этого верного и умного друга.

Я не могла ни стоять, ни ходить без посторонней помощи и велела повести себя в церковь; попросив своих родных и приказав прислуге не отнимать у меня слезным расставанием небольшой запас нравственных сил, которыми мне с трудом удалось вооружиться, я по выходе из церкви села в кибитку[228] и пустилась в путешествие, цель которого мне даже была неизвестна: до меня накануне дошли слухи, ходившие в деревне, о том, что в некотором расстоянии от Троицкого меня заставят изменить маршрут и отвезут в отдаленный и уединенный монастырь. Но ничего подобного не случилось. Наоборот, день за день силы мои прибавлялись; я была в состоянии проглотить несколько ложек плотно замороженных щей, которые, будучи распущены в кипятке, представляли из себя отличный суп. Напрасно также мои близкие боялись, что, вследствие непривычной мне езды в кибитке, усилятся мои ревматические боли. Вместо этого я чувствовала себя лучше, чем в последние шесть недель. Между Троицким[229] и городом Тверью мы два раза чуть не погибли, в особенности во второй раз.

Страшная метель замела все дороги, и мы семнадцать часов блуждали, не зная, где находимся. Жилья не было видно, и лошади выбились из сил. Мои слуги в ожидании неминуемой смерти плакали и молились. Я велела кучеру остановиться, сказав, что с рассветом ветер, несомненно, утихнет, лошади отдохнут, и тогда, можно будет попытаться найти какое-нибудь жилье.

Действительно, через три четверти часа кучер заметил огонек на некотором расстоянии. Указав самому здоровому и сильному из своих людей, в каком направлении светился огонек, я послала его узнать, что это такое; через полчаса он вернулся и сообщил, что это маленькая деревушка в пять изб. Мы поехали к ней. Лошади тащили нас шагом, но, по крайней мере, и мы и эти несчастные животные были спасены от ужасной, медленной смерти. Оказалось, что деревушка лежала совершенно в стороне от дороги, что мы в эти девятнадцать-двадцать часов отъехали всего на шесть верст от места нашего ночлега.

В Твери нас ожидал приятный сюрприз: губернатор Поликарпов приготовил мне отличную квартиру. Этот почтенный человек тотчас же посетил меня, и я выразила ему свою благодарность и опасения, что его сердечное отношение к ссыльной навлечет на него гнев мстительного монарха.

— Я не знаю, княгиня, какими частными письмами вы обменялись с императором, — ответил он, — но указа о вашей ссылке нет; следовательно, позвольте мне поступать с вами, как мне то подсказывает чувство глубокого уважения, которое я питаю к вам с тех пор, как себя помню.

Он прислал нам отличный ужин, несмотря на то что все улицы были запружены гвардейскими войсками, отправлявшимися в Москву на коронацию Павла.

На следующий день мы уехали после легкого завтрака; так как нам предстояло совершить все путешествие на одних и тех же лошадях, то мы не делали более шестидесяти четырех верст в сутки, а иногда и менее.