Записки. 1875–1917

После войны Литовский полк стоял в районе Курска, и отец мне больше всего рассказывал про эти годы. По обычаям того времени у полкового командира был открытый стол для всех офицеров полка, а у эскадронных — для подчиненных им младших офицеров. Были у командиров и другие обязательные расходы, покрывавшиеся так называемыми «безгрешными» доходами. Эскадронные командиры получали деньги на продовольствие солдат и прокормление лошадей по так называемым «справочным ценам», которые всегда бывали выше действительных, и, таким образом, даже у вполне честных командиров оставалась экономия, увеличивавшаяся значительно у военных, злоупотреблявших своим положением. Полковые командиры в свою очередь получали деньги на обмундирование солдат, от чего тоже оставалась экономия. Считалась, что она больше всего в драгунских полках с их скромным обмундированием, затем шли гусарские, и наиболее дорого было обмундирование улан. При некоторой нещепетильности экономия могла быть очень крупной, и часто кавалерийские полки давались прожившимся гвардейским офицерам для покрытия долгов. Отец говорил про какого-то гвардейца, командовавшего в той же дивизии гусарами (фамилии его не помню), быстро покрывшего долги, но выгнанного со службы за злоупотребления после первого же высочайшего смотра.

Отчим отца, Карл Адамович, вскоре после войны был произведен в генерал-майоры и назначен помощником начальника дивизии, как тогда именовались бригадные командиры. Определенных функций у них не было, и в действительности все три генерала командовали дивизией поочередно, по четыре месяца в году. Штаб дивизии (кажется 13-й) стоял в Твери и командовал ею барон Каульбарс, с двумя старшими сыновьями которого, позднее известными генералами, у отца осталась дружба на всю жизнь. Оба они были люди очень порядочные, но с некоторыми странностями, особенно старший, Николай.

Из Твери вся семья бабушки ездила в свободное время в Кемцы, купленное тогда в Валдайском уезде имение. Заплачено за него было около 20 000 рублей (все экономии Карла Адамовича за его 30-летнюю службу). Имение было скромное, и когда через 30 лет я впервые в нем был, оно поразило меня своею, я сказал бы, убогостью. Доходов оно не давало уже с самого начала, но тогда был в распоряжении труд немногих крепостных; позднее же Кемцы служили лишь бесплатным жилищем для семьи бабушки. Карл Адамович вышел в отставку около 1860 г., совершенно больной, и умер незадолго до освобождения крестьян. Странно теперь слышать определение его болезни, как «водянки». Отчего происходила эта «водянка» — последствие, а не суть болезни, в основании которой лежало неправильное функционирование сердца или почек — тогда никто не знал. Вообще, не раз мне приходилось позднее слышать от стариков, по-тогдашнему образованных, рассказы про смерть их близких еще в середине прошлого века, о которой никто не знает, от чего она произошла.

Как это ни странно, в семьях всех моих близких освобождение крестьян, по-видимому, не произвело большего впечатления, быть может, потому, что жили они больше в полосе России, где крепостной труд большой роли не играл. В семье бабушки, жившей уже в это время исключительно на пенсию, освобождение, по-видимому, ничего не изменило.

Около этого времени отца отдали в Училище Правоведения. Говорю «отдали», ибо решающий голос в этом принадлежал не бабушке, а опекуну отца, другу его отчима, графу Ламберту. Два брата Ламберт, сыновья французского эмигранта и генерала Отечественной войны, принадлежали к группе молодежи, окружавшей с детства Александра II, и все они (кроме двух Ламбертов, еще Адлерберг и Паткуль) были позднее генерал-адъютантами. Один из Ламбертов был недолго наместником Царства польского во время восстания 1863–1866 гг., но был сменен после резкого столкновения с генералом Герстенцвейгом, командовавшим в Варшаве войсками, на почве обвинения последним Ламберта, как католика, в потворстве полякам. Столкновение закончилось американской дуэлью, в которой Герстенцвейг вытянул черный жребий и застрелился, после чего и Ламберт был смещен.

Опекун отца был человек, по-видимому, ничем не замечательный, но хороший, и кроме хорошего я лично ничего о нем не слышал. Женат он был на дочери министра финансов графа Канкрина, которая вошла в историю нашей литературы, как, быть может, одна из наиболее интересных женщин, которыми увлекался Тургенев.