[1789]. В 1789 году явился я из отпуска к фельдмаршалу, несколько дней просрочив, [и] боялся его выговора; но вместо того, увидя меня, он сказал: «Как, вы уже возвратились?» — «Я и так, ваше сиятельство, просрочил; причина тому большие метели», — отвечал я. И действительно, подъезжая к Могилеву, подвозчик мой потерял дорогу, всю ночь проплутал и почти к свету, заехав в сторону, наткнулся на одну деревню, где дождался свету; в ту крутую зиму многие от вьюги пострадали. «Напрасно вы спешили, дела теперь нет, вы бы могли еще пробыть столько же у вашего батюшки; однако ж это не худо: вперед будете иметь кредит».
Во время моего отсутствия генералу Каменскому поведено было выгнать татар из занимаемых ими квартир, селений Гангур и Салкуц, к стороне Бендер. Каменский, напав на них нечаянно, почти всех их истребил; в том числе был убит сын хана, командовавшего оными; малое число из них спаслось. Чем зимовью наши квартиры стали безопасны и во всю зиму не были неприятелями обеспечиваемы; почему три батальона под командою полковника Владычина, оставленные при Цицорах в землянках для прикрытия укрепления, отпущены, а на место их, для караула понтонного моста, оставлено две роты.
Князь Гр<игорий> Сем<енович> Волконский на другой же день моего прибытия командировал меня к оным двум ротам. Фельдмаршал того же дня спросил нашего полка премьер-майора Клугина: «Где же ваш приезжий майор Энгельгардт?» — а как тот отвечал, что командирован в Цицоры для караула мостов князем Волконским, тут бывшим, фельдмаршал с гневом сказал ему: «Для чего штаб-офицера нарядили в караул? Тотчас пошлите ордер господину майору, чтобы сдал он команду старшему по себе капитану и завтра бы явился ко мне. Господин генерал, — примолвил он, — молодых хороших офицеров надобно поощрять, а не унижать». Получа сие повеление, я очень обрадовался, тем более когда узнал о приятном отзыве обо мне фельдмаршала.
По прибытии в Яссы занялся я, как прежде уже себе предположил. Достал я книгу «Le parfait Ingenieur Français»[111], где все до того времени известные системы всех авторов о крепостях подробно описаны, и могу сказать, что прилежанием своим все три манеры укреплений Вобана и регулярные крепости его и Когорна твердо сам собою выучил, равно как атаку, так и защиту; также к оному присовокупил «De l'attaque et de la defenses des plases, par Blondel»[112]. Из библиотеки князя Дашкова много читал тактических книг; словом, зимовью квартиры провел я с пользою, а в следующий год прошел я и курс артиллерии, готовясь служить
Образ жизни фельдмаршала в Яссах был таков: он вставал всегда в пять часов; в шесть приходил к нему с рапортом дежурный генерал, потом секретари его разных экспедиций по очереди подносили дела, которые он приказывал к тому дню приготовить; в десять в кабинет были допускаемы генералы и некоторые полковники; в одиннадцать выходил он в приемную комнату, тут из бывших с каждым почти говорил. Наконец отворялись двери, и допускаемы были к нему люди всякого звания с просьбами: солдаты, молдаване, жиды — словом, кто только имел до него дело; словесные просьбы выслушивал [он] с терпением и тогда же делал удовлетворение, отсылая их куда следует, или чрез своих адъютантов или ординарцев; писанные же просьбы принимал и клал в карман. Обедал в первом часу в половине; стол его, так же как и в лагере, был на сорок приборов; после обеда чрез полчаса откланивался и уходил в кабинет; там несколько отдыхал, а проснувшись, рассматривал просьбы, на всякой своею рукой надписывал резолюции и к которому числу должен ее секретарь исполнить, записывая у себя в особливую тетрадь, и в следующее утро справлялся с нею: какие дела и который секретарь должен был ему доложить. В шесть часов вечера приходили секретари, и каждому из них по экспедиции он отдавал те просьбы; ежели какая поступала просьба не дельная, то он наддирал у оной уголок: то было знаком, чтобы просителю отказать. Потом выходил в приемную, где собирались генералы и штаб-офицеры, делали партии, а в девять часов он откланивался, и все разъезжались. Во все время той зимы в Яссах было тихо; у некоторых бояр бывали балы, как-то: у князя Кантакузена[113], у Стурдзы и некоторых других. На оных балах танцевали молдаване их танец, называемый жоко: становились в кружок мужчины и женщины, держась рука за руку и важно подвигая ноги то в сторону, то вперед, обходили кругом по их музыке, составляющей из цыган (инструменты: кобза род гитары, свирель и две скрипки), с припеванием гнусящих сих самых музыкантов.
Сии же танцы и в простом народе употребляются. На сих балах в других комнатах игрывали в карты, и многие бояре страстны, большею частию играли в рокамболь и азартные игры. Между тем разносили варенье, фрукты, шербет, и желающие курили трубки.