Записки

Между тем Древич представил меня в аудиторы[20], хотя мне было только тринадцать лет; но как ему досталось в генерал-майоры, а полк принял мой внучатный дядя, Василий Васильевич Энгельгардт, племянник светлейшего князя Потемкина, то, вместо аудитора, перевел меня в гвардии Преображенский полк, сержантом, в число служащих, а не недорослей[21].

Отец мой был пожалован вице-губернатором в Могилев[22]. Генерал-майор Зорич выбыл из случая[23], при чем пожаловано было ему местечко Шклов с тринадцатью тысячами душ. Первое он сделал употребление монаршей милости (то, что) завел училище, выписал хороших учителей; в оном еще я учился один год; впоследствии сие училище названо кадетским корпусом, и было в нем до трехсот кадетов[24]. Государыня дала привилегию оному зоричевскому корпусу, чтобы по экзамену принимать кадетов в армию офицерами, и многие из оных были с большими сведениями, а особливо касательно математики. По смерти Зорича казна приняла корпус на свой кошт, поместила сперва в Смоленск, потом в Гродно, в 1812 году оный переведен в Кострому; ныне состоит в Москве.

По окончании года взят я был из оного училища и для обучения практической геометрии и геодезии отдан был обер-квартирмейстеру Матвею Михайловичу Щелину, который по дружбе к моему отцу учил меня, как своего сына, в Орше; жил же (я) там у генерал-майора Бибикова[25]; из благодарности умолчу о нем, но пребывание мое у него в доме много сделало мне вреда касательно нравственности.

Сим заключилось мое воспитание.

II. Время до прибытия моего на службу в Преображенский полк и некоторые анекдоты

Во время еще пребывания моего в Шкловском училище вышел из случая Иван Николаевич Корсаков, а место его заступил Александр Дмитриевич Ланской. Корсакову пожаловано было в Могилевской губернии 6000 душ, 200 000 рублей для путешествия в чужие край, брильянтов и жемчугов было у него, как ценили тогда, более нежели на 400 000 рублей; судя по нынешнему курсу имел он денег и вещей на 2 400 000 руб. Как не было в жалованных ему деревнях еще построенного дома, то выпросил он у тамошнего помещика Иезофовича деревню Желивль, верстах в тридцати от Могилева, куда приезжали к нему все родственники его из Смоленской губернии; нередко и отец мой с семейством своим езживал [туда] и меня брал с собою. Как был ни огромен в Желивле дом и [как ни] много [было при нем] служб, но теснота была ужасная; в одной комнате помещались фамилии по две; ежедневно одни приезжали, другие уезжали, но менее осьмидесяти человек никогда не бывало; при таковом множестве господ, сколько перебывало людей и лошадей? Боле шести месяцев жил он таковым образом; все, что можно придумать к увеселению и роскоши, все было придумано; по сему судя, а еще более по беспорядку[26], он в короткое время из данных ему на путешествие денег много прожил. Я для того написал сие в начале главы, что я впервые тогда начал пользоваться обществом, помышлять нравиться обоего пола людям и заслуживать к себе внимание.

[1779]. В 1779 году отец мой призывай был вообще со всеми вице-губернаторами к императрице, великой Екатерине; она хотела узнать от самых лиц, кому вверены казенные имущества, о доходах каждой губернии и отчетах и обстоятельствах пространной своей Империи, видеть и узнать каждого, кому поручены ее финансы.

Я слышал от отца моего, в какую подробность и тонкость она входила, расспрашивая каждого глаз на глаз; многие лишены были своих мест, многих при первых открывшихся местах жаловала в губернаторы и иные государственные должности, по способности каждого, некоторых оставляла при себе и помнила каждого из них, так что без всякого постороннего покровительства жаловала в свое время; в числе которых впоследствии и отец мой удостоен пожалованием губернатором в Могилев, на место бывшего губернатора, Петра Богдановича Пассека.

Вот как был представлен отец мой тогда ее величеству. Накануне генерал-прокурор, князь Александр Алексеевич Вяземский, повестил, чтобы батюшка на другой день в шесть часов явился пред кабинет государыни и чтоб сказал ее камердинеру, чтобы о нем ей доложить.