Записки А. Т. Болотова, написанных самим им для своих потомков (СИ)

В самое сие время окончился тот польский танец, который тогда после минуета танцевали. - Ну, теперь что будет? сказал я. - "Небось, контратанец!" отвечал мой товарищ, и он в мнении своем не обманулся. Мы услышали вдруг голос одного молодого человека, кричащего музыкантам, чтоб играли режуисанс, и подающего им несколько денег. Не успел он сего вымолвить, как по всей зале раздалось эхо, множество голосов начали говорить: "режуисанс! режуисанс!" и все молодые люди начали себе искать подруг и, поднимая молодых женщин, ранжироваться в две линии. Как мне имя сего контратанца довольно было известно, потому что я видел, как его несколько раз танцевали на балах у генерала, и мне он так полюбился, что я и голос и фигуру его затвердил твердо, то вскипел я тогда желанием танцевать его. "Эх, думал я, отведал бы потанцовать его! авось-либо не ошибусь; фигура мне знакома". Но несмелость моя так была велика, что я никак не мог бы на то отважиться, если бы товарищ мой, приметив, что я горю желанием, но только не осмеливаюсь, мне не сказал:

Немец. - Что, господин подпоручик, не вздумаете ли и вы им компанию сделать?

Я. - Бог знает! никогда я контратанца сего еще не танцовывал! Правда, фигура его мне знакома, но боюсь, чтоб не помешаться и не спутаться.

Немец. - И, господин подпоручик, пуститесь, авось-либо не спутаетесь; а хоть бы и помешались, беда не велика, здесь люди не знатные, вам то отпустят; станьте только в последней паре, так покуда дойдет до вас очередь, так вы и переймете.

Я. - Так иттить?

Немец. - Ступайте, сударь, ничего не опасаясь.

Я. - Но где-ж мне женщину-то взять? ни одна мне не знакома.

Немец. - Что нужды! берите любую, ни одна вам не откажется, но еще за честь себе поставит с вами танцевать, если только умеет.

Не успел он сего выговорить, как увидели мы одну молодую и изрядную девушку, бегающую по всему залу и ищущую себе товарища, и тогда сказал мне мой спутник:

- Ну, вот на что лучше, сама ищет, ступайте и адресуйтесь к ней.

Духа моего едва стало на то, чтоб к тому отважиться. Я подступил к ней в самое то время, как она шла мимо нас, и сказал ей:

- Сударыня! конечно, вам недостает пары? Не угодно ли со мною?

- С охотою моею, - отвечала мне девушка, обрадуясь приметно моему приглашению; она подала мне руку и тотчас повела-было становиться между первыми парами.

- Сударыня! сказал я, остановив ее немного: - не лучше ли немного подалее, ибо, признаюсь вам, что я сего танца еще не танцовывал, разве вы меня поправлять станете.

- О, сударь, с превеликою охотою, отвечала она и тотчас пошла становиться туда, где мне хотелось.

Сердце вострепетало во мне, как скоро стал я в порядок, и те минуты, которые надлежало мне дожидаться, покуда дошла до меня очередь, были для меня наимучительнейшие. Весь дух мой находился в великом смущении, и я стоял ни жив, ни мертв и, власно, как дожидаясь неведомо чего. Но, наконец, решился мой жребий. Меня подхватили, потащили и заставили также бегать, прыгать и вертеться, и ся минута решила все мое сумнение и к самому себе недоверчивость. Я протанцовал весь контра-танец без малейшей ошибки, и так исправно, что товарищ мой не мог довольно нахвалить меня. И с того времени не было ему уже нужды и побуждать меня к танцованию. Мне нужна и тяжела была только первая минута; а как я однажды уже осмелился, то не было почти уже и уйму мне. Я не пропускал ни одного танца, который бы не танцовал вместе с прочими, и так разохотился, что товарищ мой уже тому почти и не рад был, но сев в уголок, только на меня посматривал. Пуще всего нравилось мне то, что все женщины с особливою охотой со мною танцовали, и не только не смеялись, если я когда в незнакомых еще мне контратанцах сначала ошибался, но всякая с удовольствием мне сказывала, куда иттить и что делать.

Одним словом, вечер сей был для меня наиприятнейший в жизни. Я не видал, как оный прошел и затанцевался даже до того, что товарищ мой, наконец, ко мне подошел и сказал: "Уже первый час, господин подпоручик! не пора ли нам домой иттить; молодые уже давно ушли и скрылись и скоро все разъедутся". Тогда только опомнился я, что задержал сего доброго человека. Я приносил ему тысячу извинений и благодарений, что он для меня столько трудился и, схватя шляпу, тотчас пошел с ним.

Сим кончилось тогда сие происшествие, а сим окончу я и письмо мое, и паки вам скажу, что я есмь и прочее.

Письмо 70-е