Записки агента Разведупра

— А что, господа большевики часто бывают тут, пьянствуют? — спросил я, не интересуясь начальником полиции.

— Эта сволота-то? Почти каждый день. Только вот этот пижон, сидящий возле «ювелирного магазина» в белом платье, редко заглядывает сюда. Он пьет по второразрядным кабакам. Это же бывший полковник, атташе бандитов. Говорят, что он валютой торгует. Долларами, — ответил «артист» компетентно и перевел взгляд на молоденькую даму в соседней ложе.

— Разрешите пригласить вашу супругу на вальс, — обратился он ко мне, учтиво поклонившись, и встал.

— Пожалуйста.

Моя «супруга» и «артист» влились в танцующую массу.

Я рассматривал веселые, радостные лица гостей и мысленно позавидовал им.

«Вот бы послать снимок в московскую «Правду» и показать одураченному пролетариату, как «живет и работает» Ардальон Александрович Бобрищев — военный агент рабочекрестьянской армии, — подумал я, задержав взгляд на компании советчиков в ложе. — В высокой хрустальной вазе — фрукты, дамы в шелку и бриллиантах, и, наверно, там, на улице, их ждет какой-нибудь «фиат» с товарищем шофером».

Марухин подвел к столу «жену», поблагодарил и рассмеялся:

— Ха-ха-ха. Ваша супруга премилая дама. Она пригласила меня на второй вальс. Говорить, что десять лет не танцевала.

— Что же делать, мы жили в таких условиях. Турция… Болгария, Сербия и, наконец, Париж — это наши этапы скитаний, — произнес я из осторожности.

— Париж — моя мечта, — вскинув голову, патетически вздохнул Марухин и истомно призакрыл глаза.

Около полуночи мы покинули ресторан. Расстались с Марухиным и поехали на такси в Мункснес.

Сайма, открыв нам дверь, сообщила, что в наше отсутствие был Фишман и оставил для меня письмо.

Когда я прошел в кабинет, Сайма принесла письмо с явными следами сажи на конверте.

— Я спрятала на всякий случай, — сказала она с какой-то горделивой улыбочкой.

Разорвав конверт, я извлек из него зашифрованную записку и длинную полосу цифр на тонкой шелковой бумаге.

Работа началась.

Дешифровка дала мне содержание записки:

«Немедленная ваша необходимость посетить Арвола и получить прибывшие вещи. Инструкция подлежит исполнению до 15 января.

Фишман-Орген».

Еще раз прочел содержание нелепо составленной Фишманом записки и подумал:

«Кто же на самом деле мой «хозяин»? Фишман, Розенталь или Бобрищев?»

Предписание, по расшифровке, гласило:

«Весьма срочное: Москва запрашивает точный адрес, деятельность прибывшего из Польши Колонеля Мицкевича. Близок кругам генерала Миллера. Приобретите фотографию. Расходы четыреста долларов получите у резидента по счетам особо. Второе: установите связь англичанина Бойса с эмигрантским разведотделом Выборга. Знаем, офицера кличка «Перман» — кто он. Уничтожьте и сведения шифром ЦИ-КАР, имя автора безошибочно. Начоперотдела».

Уничтожил, как и предписывалось. Имена запомнил и с нелегкой душой отправился спать.

— Что вы получили? — спросила по злой воле Лифшица ставшая моей супругой.

— Поручение и сообщение, что наши вещи прибыли, — ответил я.

— Какое поручение? — спросила Залькевич с нескрываемой тревогой.

— Не сложное. Установить кое-что, и только.

— Знаю я эти поручения. Они не сложны, но за ними постоянно дежурит смерть, — произнесла Залькевич.

— Вы, мадам, очень пессимистично настроены, — тоном полного безразличия к данным заданиям сказал я, — эти поручения действительно не рискантны.

— Хорошо, но надолго ли? Скоро на вас возложат исполнения, инструкции оперативного отдела. Эти «задачи» уже решаются за счет чьей-то жизни. Нет, мы начали опасную игру. У вас не было лучшего выбора. Получить в затылок пулю или стать шпионом. Но я могла остаться там… Мне не грозил еще… подвал… Андрей Павлович, не кажется ли вам, что этот пшютоватый Марухин шпик? — произнесла Залькевич глухо.

— О нет! Слишком болтлив и без всякой претензии на глубокий ум. Его можно использовать скорее как осведомителя, и притом самого дешевого. Такие господа — обычно ценные работники шпионажа, подсобники, вернее. Они искренне и бескорыстно болтают то, за что другие берут гонорары. Но они и опасны тем, кто их эксплуатирует. Им ведь все равно — кому болтать и о ком, — сказал я, вспоминая наши беседы с Марухиным.

— Это верно. С такими надо держать язык за зубами, — согласилась Залькевич и, пожелав покойной ночи, задернула драпри ниши, где стояла ее кровать.

Погасив свет, я долго всматривался в обрамленный окном голубовато-серебристый клочок неба.

«Знаем офицера Пермана, кто он? — вспомнил я строку из предписания «начоперотдела». — Что означает их «знаем»? — подумал я. — Арестован ли он уже и сидит в погребах на Лубянке и теперь надо лишь установить право на бессудную казнь? Или шпион ССФСР, шпион, в деятельности которого что-то неладно? Кличка, имя или фамилия — «Перман»?»

И тут же предстала перед взором наглая физиономия Розенталя:

«А чего вы его учите… Не маленький!»

VI

У Арцола меня ожидали сундуки и чемоданы с вещами «жены» и моими.

Они были ночью доставлены из торгпредства.