Записки Анания Жмуркина

Я вернулся к нему. Он выхватил пшеничными пухлыми пальцами с полки сразу пачку книг, выпущенных издательством Суворина, и разложил передо мною. Я стал читать про себя названия романов, а он возобновил продажу газет и еженедельных журналов многочисленным покупателям, стоявшим уже длинной очередью. Я выбрал для себя роман Чёвкина «Шестая держава», роман Нагродской «Бог Дионис» и роман Реймонта «Мужики», изданный «Универсальной библиотекой», заплатил за них и, держа в левой руке небольшой багаж, вышел из ресторана и зашагал в центр города, думая, к кому раньше зайти — к Марье Ивановне Череминой или к Ирине Александровне Раевской? К последней, признаюсь, меня больше тянуло: она, озорная, не только нравилась мне, но и жила в моем сердце, и я искренне обожал ее. «Любит ли вот она? — задал себе вопрос и сейчас же решительно возразил: — Вероятно, нет. Если бы любила, то обязательно поддерживала бы переписку со мной». Я послал из Москвы три письма ей, но она, получив их, не ответила. Да, она, Ирина Александровна, тогда, год тому назад, ужасно разгневалась на меня, слушать не хотела о том, чтобы я выехал из Н. в Москву. «Уже не молоденький вы, чтобы учиться вам в университете! Разве вам, Ананий Андреевич, мало моей любви? Разве она для вас не выше университета?» А когда я ответил: «Мало», — она пришла в бешенство, крикнула: «Вон!» — и принялась выбрасывать мои вещи и книги на улицу, не стыдясь соседей, удивленно глазевших на нее и на меня. Выбросив вещи и книги, она закрыла с грохотом парадное и притихла в доме. Феденьки в этот злополучный день не было: он за неделю до нашего бурного разрыва выехал в Варшаву — учился в Варшавском университете. Я собрал вещи и книги и, стараясь не глядеть на людей, зашагал на вокзал, купил билет и с вечерним поездом направился в Москву. «Нет, я все же зайду к Ирине Александровне, — волнуясь решил я. — Не примет — тогда все кончено между нами. А может быть, она еще любит меня, ждет моего приезда? Она женщина капризная, зараженная ханжеством, до бешенства страстная. А вдруг она кого-нибудь полюбила? Разве не увивался еще при мне вокруг нее акцизный чиновник Асанов? Увивался, да еще как! Нот, она не полюбит такую улитку с рожками!» Так рассуждая, я незаметно вышел на Тургеневскую улицу, приблизился к каменному домику Череминой и, встретив ее дочь Розу Васильевну, поздоровался с нею.

— Опять к нам? Надолго? — спросила девушка, удивленно и радостно уставившись широко распахнутым синеватым взглядом в мои глаза.

Я вспомнил, как она пробовала несколько раз, когда я снимал у ее матери комнату со столом, подарить мне красный с белыми горошинками галстук, но я каждый раз вежливо уклонялся от подарка, шутливо, чтобы ее не обидеть, говорил: «Куда мне галстук… Да разве кто-нибудь его увидит, если я его надену, за моей бородой? Нет, Роза Васильевна, не требуется мне галстук. Уберите, пожалуйста». И девушка, кусая губы, с трудом сдерживая слезы, уносила галстук в свою комнатушку, вешала на стену, над небольшим зеркалом, бумажным китайским веером и фотографией (открыткой) артиста Собинова. Вот и сейчас, думалось мне, Роза Васильевна, тараща синеватые глаза, скажет: «А я вам, Ананий Андреевич, подарю галстук». Но милая девушка этого не сказала, — она все еще широко распахнутым взглядом глядела мне в глаза, молчала. Потом вдруг спохватилась, воскликнула:

— Да что я вас, Ананий Андреевич, держу-то перед дверью! Входите! И будьте дорогим гостем! Жаль, что мамы нет дома: ушла еще с утра в лавку и пропала! А брат, которого вы обучали столярному ремеслу, ушел добровольцем в начале войны на фронт и погиб… — И слезы брызнули из потемневших глаз девушки. Ее тонкие губы болезненно сжались, на увядшем лице появилось печально-горьковатое выражение. Она как бы говорила им: «Видите, как я состарилась, и в таком виде никому, никому не нужна». Я опустил глаза, словно я был виноват в том, что она постарела и никому не нужна, шагнул в дом и, слыша ее дыхание и шаги позади себя, проговорил:.

— Роза Васильевна, я оставлю вещи у вас, а вечером зайду к вам, повидаюсь с Марьей Ивановной и Серафимой Васильевной. А может, если разрешите, и переночую у вас.

— Пожалуйста, пожалуйста, Ананий Андреевич! — подхватила Роза Васильевна. — Мы всегда рады вам. Приходите! Обязательно, будем ждать!

Я поблагодарил чудесную, с грустными глазами девушку, оставил вещи и вышел.

XVIII