Записки арбатской старухи

Я не буду писать мемуары. В наше время кто только их не пишет! Чаще всего они скучны или даже раздражают. Мемуары интересны у людей неординарных, выдающихся своими талантами или деяниями, далее злыми; интересны их суждения о жизни и современниках. А также у людей, которые прожили жизнь необычную, полную событий, далее тяжелых, прошедших через многие испытания и сохранивших способность к анализу и самооценке. Из их записок узнаешь много деталей жизни прошлого и получаешь уроки мудрости или глупости. Я не отношусь ни к одной из этих групп и буду писать записки без всякого хронологического или логического порядка. О том, о чем хочется вспомнить, а поговорить не с кем.

Позволю себе назваться арбатской старухой. Это словосочетание впервые было произнесено в Московской Консерватории, где на концертах собирались обломки старой московской интеллигенции. Так уж сложилось, что Арбат, в отличие от других районов города, долго сохранял свое старое население, сжатое в коммуналках старых домов, вплоть до строительства Калининского проспекта — «вставной челюсти Москвы».

Арбатские старухи умели сохранять прямую спину в мягких креслах и выносить прямое суждение о жизни и искусстве. Сохранив блестящую память, они умели четко разъяснить прохожему, как пройти, называя переулки старыми именами, поставить на место зарвавшуюся продавщицу в магазине и рассказать подросткам историю тех пустырей, где они гоняют мяч.

В их домах хранились книги поэтов Серебряного века, которые раньше можно было читать, но только не вынося из дома (запрещенные). А в их памяти хранилась великая культура конца XIX века, которую они сумели передать следующему поколению. А это поколение теперь уже тоже почти ушло. Я еще вернусь к этим старухам, а сейчас только замечу, что для меня Арбат — не только география моих первых 30 лет жизни, но и мировоззрение, завещанное мне старухами прошлого поколения.

В калейдоскопе осколки складываются в причудливые узоры, и трудно угадать, какой выпадет при следующем повороте трубочки. Так же случается, когда вспоминаешь прошлое: память рисует разные события — мелкие и важные, смешные и грустные, иногда совсем забытые, а иногда и такие, которые бередят душу многие годы. Трудно из них сложить стройную картинку, пусть так и остаются осколками из калейдоскопа жизни.

Малая родина

Я родилась 25 марта 1932 года в родильном доме Грауэрмана на Большой Молчановке, в котором появилась на свет половина Москвы. Мама рассказывала, что накануне был необычно сильный снегопад, и они с няней пробирались в роддом по колено в снегу. В роддоме в это время проходила студенческую практику тетя Нюра, которая была уже невестой дяди Аркаши. Она, первая, увидела меня, пришла к маме и представилась. Так они познакомились у моей «колыбели».

География моей малой родины простиралась от Арбата до Моховой и от Никитского до Гоголевского бульваров. На Гоголевском мы гуляли с мамой за ручку. Для детей там самым привлекательным были львы на столбах вокруг памятника Гоголю. Передние лапы львов были соединены наклонными бронзовыми плоскостями, с которых было удобно скатываться. Поэтому львы были покрыты благородной патиной, а плоскость между лапами отполирована детскими задами. На Никитский бульвар мы ходили с моей няней Паей с санками, игрушками, мячиками. Там была компания детей из ближних домов, которая распалась, только когда мы пошли в школу.

В те времена на бульваре появлялся лотошник, который продавал поштучно дешевые конфеты, разложенные на лотке. За 3 копейки можно было купить у него одну конфету на выбор. Когда мы, дети, видели его, бежали к взрослым, и, получив 3 копейки, толпились около лотка.

На Арбат мы с Паей ходили за покупками. Мне особенно нравился магазин ТЭЖЭ, где вкусно пахло и продавали детское мыло в форме огурцов и морковок, а также мы часто бывали в рыбном магазине на левой стороне. Там была большая фаянсовая ванна, в которой плавали карпы, а я любила на них смотреть, хотя боялась, вдруг выпрыгнут.

На Воздвиженку мы ходили в кремлевскую поликлинику, к которой папа был прикреплен до 1937 г. В хорошую погоду из поликлиники мы шли дальше, до последнего дома (приемная Калинина). Парадная дверь там была застекленная, и через стекло было видно огромное чучело медведя на задних лапах, а в передних он держал серебряный поднос для визитных карточек, оставшийся от старого быта.

Центральное место в этом географическом округе занимал, конечно же, наш дом (Арбатская площадь, дом 2/4, квартира 15). Дом претерпел много событий, исторических и семейных, и заслуживает того, чтобы поподробнее рассказать его историю (Приложения: «Арбатский дом», «Арбатская площадь»).

Моя семья