В свою очередь, княжеская власть также учитывала влияние церковной организации, как показал Изяслав Мстиславич. Одним из первых мероприятий, осуществлённых этим князем после захвата Киева, стало провозглашение нового митрополита[143]
. Важность этой меры для князя становится ясной, если мы учтём, что Изяслав прибег к ней во время открытых военных действий против Юрия Долгорукого и князей-Ольговичей. Новому митрополиту предстояло занять вакантный с 1145 г. митрополичий престол. Его предшественник – митрополит Михаил – оставил этот пост после какого-то конфликта с великим князем Всеволодом Ольговичем. Подробности его скрыты от нас умолчанием (едва ли не умышленным) со стороны прекрасно осведомлённого летописца.Красноречивое умолчание Ипатьевской летописи заставляет вспомнить, что именно в 1145 г. на встрече черниговских князей и Изяслава Мстиславича было принято решение о передаче Киева в отчину Ольговичей. Это решение не отвечало интересам киевского боярства и главного претендента на киевское княжение – суздальского князя Юрия Долгорукого. Между князьями, стремившимися утвердиться в Киеве, существовали и внешнеполитические расхождения – Всеволод Ольгович и Изяслав Мстиславич ориентировались на союз с католическими странами – Польшей и Венгрией, воевавшей с Византией; суздальский же князь Юрий Долгорукий поддерживал союз с Византийской империей[144]
. «Отставка» митрополита Михаила носила, по всей вероятности, насильственный характер и была связана с его «просуздальскими» симпатиями. По сведениям В. Н. Татищева, Михаил не уехал в Константинополь, а умер в 1147 г. в Киеве[145]. Конфликт между частью духовенства и великокняжеской властью был унаследован и Изяславом Мстиславовичем. Духовенство включилось в феодальную распрю. Среди противников нового великого князя оказался туровский епископ Аким; киевляне, сторонники Изяслава Мстиславовича разгромили не только владения дружинников Игоря Ольговича и Всеволода, но и монастырей[146].В этой обстановке Изяслав Мстиславович пытался укрепить своё положение, заручившись поддержкой со стороны высшей церковной иерархии. Он предложил на митрополичий престол монаха Зарубского монастыря Климента Смолятича. Этот выбор диктовался рядом соображений: Зарубский монастырь был расположен неподалёку от Переяславля, места последнего княжения Изяслава, на берегу Днепра, около переправы[147]
и поэтому монастырь был хорошо известен переяславскому князю. Зарубский монах Климент Смолятич заслужил у современников восторженную оценку за свою учёность: «Книжник и философ так, якоже в Руской земли не бяшеть»[148].Великий князь попытался придать своему желанию иметь своего ставленника митрополитом видимость канонической законности. Для поставления нового митрополита был созван церковный собор. В роли теоретика, взявшегося объяснить нарушение обычной практики назначения митрополита из Константинополя выступил черниговский епископ Ануфрий, стремительно сменивший свои политические симпатии, превратившись из противника в сторонника Изяслава Мстиславовича[149]
.«Аз сведе, – заявил он на соборе, – яко достоить съшедшеся епископом митрополита поставит»[150]
. Каноническим обоснованием «самопоставления» Климента Смолятича должно было стать, как свидетельствует эта фраза, 1-е правило Св. апостолов «епископъ отъ дъвою еппоу ли отъ трии да поставленъ боудеть»[151].Однако противники ставленника Изяслава – Климента Смолятича владели не хуже черниговского епископа умением маскировать свою политику цитатами канонического кодекса. Новгородский епископ Нифонт и смоленский епископ Мануил протестовали: «Не есть того в законе, яко ставити епископом митрополита; но ставить патриарх митрополита»[152]
. Возражения Нифонта и Мануила соответствуют толкованиям византийских канонистов на 1-е правило Св. апостолов, согласно которым в первом правиле речь идёт не об избрании в собственном смысле слова , а только о церковно-литургическом посвящении – хиротонии. В противовес первому правилу Св. апостолов, они ссылались на 4-е правило 1-го Вселенского собора, согласно которому митрополит утверждает результаты выборов епископа.Это правило, позволявшее контролировать избрание на высшие церковные должности, имело важные политические следствия: неслучайно в комментариях знаменитых византийских канонистов право избрания епископами митрополита фактически сводится на нет за счёт подчёркивания решающей роли патриарха[153]
.