Записки артиста

Эта феноменальная щедрость заинтриговала Михаила Михайловича Яншина.

– Я разгадаю, в чем тут дело. Попрошу в долг большую сумму, и все станет ясным: принцип ли это, щедрость или просто пижонство.

Встреча с Гитманом не заставила себя долго ждать.

– Яков Моисеевич, у меня к вам просьба: не могли бы вы мне одолжить двадцать тысяч рублей буквально на несколько дней.

– Вечером, пожалуйста, – невозмутимо ответил Гитман. И действительно принес не двадцать, а сорок тысяч рублей.

Яншин был поражен и смущен:

– Ради Бога, извините меня. Но деньги мне не нужны, возьмите их обратно. Я хотел проверить стабильность вашего принципа одалживать людям таким непостижимым методом. В чем секрет, Яков Моисеевич, ведь почти весь театр заинтригован?

– С удовольствием объясню: когда я давал людям в долг то, что они просили, многие из них забывали отдавать деньги. Но когда я стал давать вдвое больше, это стало как осколок: обязанность вернуть деньги врезалась в память. И все стали возвращать аккуратно, день в день.

Через некоторое время Яншин и Гитман встретились в Доме актера у буфета, который торговал, кроме всего прочего, апельсинами, бананами.

Гитман обратился к Яншину:

– Михаил Михайлович, я забыл взять с собой деньги. Если можно, одолжите мне, пожалуйста, до завтра десять рублей, хочу взять домой фруктов.

– Пожалуйста, – радостно ответил Михаил Михайлович, – вот вам двадцать рублей!

Гитман, чуть не пустив слезу, сказал:

– Спасибо! Я никогда не думал, что главный режиссер театра, да еще такой, как вы, станет моим таким способным учеником!

– А я – что вы моим учителем-должником! Нам надо отметить эти два выдающихся события. Девушка, налейте нам два фужера шампанского!

И два добрых толстяка чокнулись.

Мало кто знает, почему, несмотря на свою огромную популярность, Яншин не появлялся на концертных площадках в одиночестве, а только со своими коллегами в отрывках из спектаклей театра. Триумфальное исполнение молодым Яншиным роли булгаковского Лариосика из «Дней Турбиных» принесло ему славу и массу приглашений на концерты, в кино, на радио. Как-то еще в начале своих сольных выступлений он был приглашен в Колонный зал, на самую престижную концертную площадку Москвы.

– Позвольте представить молодого артиста Художественного театра Михаила Яншина, – объявил конферансье.

Дружные аплодисменты придают уверенности каждому артисту. Выход на сцену – воля и внимание собраны, сосредоточенность полная. Произносится первая фраза, и вдруг – ни к селу ни к городу – смешки в зале. Текст сам по себе не мог вызвать такой реакции, он был нейтральный и только вводил в суть рассказа Чехова. Еще фраза – смех усиливается. Яншину делается не по себе. Первая мысль – что-то с костюмом не в порядке. Путая текст, произносит еще одну фразу – всеобщий смех и бурные аплодисменты.

Яншин, растерянный, красный от волнения, по инерции кланяется и уходит со сцены.

Оказалось следующее: как только Яншин произнес первые слова рассказа, на сцене за его спиной появился пожарный в железной каске, в обмотках вместо сапог, важно покуривая козью ножку. За день до концерта он был принят на работу и важно обходил свои владения.

Историю эту рассказал сам Яншин. Что было дальше с пожарным и с Михаилом Михайловичем в тот вечер – не знаю. Но то, что после этого концерта Яншин один никогда не выходил на эстраду – знаю точно.

Самые сильные впечатления от Яншина, оставшиеся в моей памяти, – это его преданность друзьям, объективная оценка своих творческих возможностей и преклонение перед мастерством других. Вот тому примеры.

Беззаконие сталинских времен коснулось и спортсменов: знаменитые братья Старостины, гордость советского спорта – Николай, Александр, Андрей и Петр – были арестованы и сосланы в разные концы страны. Рискуя своим благополучием, Михаил Михайлович посылал своему другу Андрею Петровичу Старостину в лагерь посылки. И это в то время, когда от страха родственники могли отказываться друг от друга или даже подтверждать клевету.

Другой пример. Главные режиссеры театров, как правило, ревниво относятся к приходу сильного режиссера и предпочитают иметь под рукой уступающих им в одаренности. Каково же было мое восхищение Михаилом Михайловичем, когда он с радостью принял мое предложение пригласить в Театр имени Станиславского гениального Алексея Денисовича Дикого руководителем моей первой постановки пьесы «Правда об его отце». И каково было восхищение всей труппы театра, когда Яншин сам устроил торжественную, с участием сымпровизированного оркестрика, встречу первого прихода Дикого в театр! Каким прекрасным и чистым, не боявшимся конкуренции, даже не очень выгодной для себя, утвердил себя Яншин в глазах всего театра, когда с большим интересом, молча, не желая мешать никому, подсматривал репетиции Дикого. Это было не только трогательно, но и очень поучительно.

Михаил Аркадьевич Светлов