Записки артиста

ПАПАНОВ ( на лице «гамма»). Не ври! А еще друг!

Никогда не забуду «гамму» и слезы на лице Папанова после моего рассказа о трагедии моих родителей, арестованных в проклятом 1937 году. Никогда не за буду его сказочно красивую «гамму» после сообщения о том, что у него родилась дочь! Никогда не забуду строгую «гамму» каждый раз, когда праздновали День Победы.

Анатолий Дмитриевич Папанов – это красивая человеческая, истинно художническая «гамма»! Нам всем очень не хватает Папанова, его таланта, его святого отношения к своей профессии, его юмора, его обаяния, его умения не отвлекаться на суету мирскую. Очень и очень не хватает Папановых сегодняшнему театру!

Александр Николаевич Вертинский

И залезли мне в сердце девчонки,

Как котята в чужую кровать.

А. Вертинский. «Доченьки»

Я горжусь знакомством с Александром Николаевичем Вертинским. Я влюблен в его дар, в его уникальное искусство. Знакомство наше состоялось случайно, по пословице: «Не бывать бы счастью, да несчастье помогло».

…Летим в одном самолете из Москвы в Адлер на съемки в разных фильмах. Из-за непогоды в Адлере – внезапная посадка в Ростове-на-Дону. Вечер, вылет нашего самолета задерживается до утра. Слоняясь по зданию аэропорта, разговорились.

С ночлегом складывалось все благополучно, хуже оказалось с деньгами: и у Вертинского, и у меня бренчала какая-то мелочь в карманах, и все. За одно место следовало заплатить пять рублей. А где их взять?

Говорю Вертинскому:

– Александр Николаевич, у меня в Ростове знакомые. Я возьму машину, «слетаю» в город, быстренько достану денег и вернусь. А вы пока можете заказать ужин в ресторане. Все будет в порядке.

– Хорошо, – соглашается Вертинский, – а по прибытии в Адлер, как только получим жалованье, рассчитаемся. – И записал мои координаты.

Я выскакиваю на улицу, ловлю такси, еду в город. Никаких знакомых, конечно же, у меня в Ростове не было, но на руке были хорошие часы «Москва». Цена им четыреста рублей (в старых деньгах), если бы я их продал даже за триста – что я и задумал, – нам вполне бы хватило и на ночлег, и на ресторан.

Пока доехал до центра, на счетчике уже отстучало семьдесят рублей.

Обращаюсь к милиционеру:

– Где здесь можно продать часы?

– А сегодня скупка не работает – воскресенье.

– Что же мне делать?

– Здесь недалеко часовой мастер живет, – продолжает милиционер. – Зайдите к нему домой. Может, он у вас купит.

Рассказал, как найти этого мастера. Быстро нашел квартиру, звоню. Мастер, к счастью, дома. Рассказываю ему все, как есть: про посадку, про Адлер, про съемки, о Вертинском.

– Боже мой! Как я его люблю! – кричит мастер. – Но могу дать максимум двести рублей. Больше никак!

Уговариваю – ни в какую. Делать нечего, беру деньги. Хватило их только на то, чтобы расплатиться за такси и за ночлег.

Нашел Александра Николаевича в ресторане. Сидит, ждет. Хорошо ждет: «Рябиновая на коньяке», всевозможная закуска, вплоть до икры. Я холодею. Чем платить? Но вида не показываю, держусь бодрячком.

– Александр Николаевич, все прекрасно. Чокнулись, выпили, закусили.

– Прошу прощения, – говорю я, – одну минуточку. Иду на кухню и спрашиваю:

– Кто обслуживает Вертинского?

Подошла молодая девушка. Все ей рассказал. Отдал паспорт, она мне свой адрес, я ей свой. Договорились: как только прилечу в Адлер, тотчас вышлю ей деньги, а она – мой паспорт.

– Только Вертинскому ничего не говорите! – попросил я ее. На том и разошлись. Я вернулся за столик, сказал, что рассчитался с официанткой. Поужинали, пошли спать.

Нам дали комнату на двоих – при сложившихся обстоятельствах, можно сказать, повезло.

Рано утром меня разбудил Александр Николаевич. Он был уже одет – явно встал намного раньше! Было немного неловко оттого, что заспался дольше старшего товарища. Оделся быстро – и на самолет. Улетели. В Адлере Александра Николаевича встречал директор его картины, меня – моей. Мы поблагодарили друг друга, попрощались и разъехались. Я не обратил внимания на то, что директор Вертинского на мгновенье подозвал к себе моего директора.

Снимался я в поселке Псоу под Адлером. Проходит день – денег не платят. Не платят и на второй, третий, четвертый. Прошла неделя. Влез в долги. На мои вопросы к администрации, когда зарплата будет выдана, один ответ: денег нет. Наконец на девятый день, ехидно улыбаясь, подходит директор:

– Иди к бухгалтеру, получай.

В бухгалтерии, помимо зарплаты, мне вручили коробку из-под зефира, перевязанную голубой лентой.

В коробке – мой паспорт, новые часы «Москва» и записка от Александра Николаевича. Передаю смысл написанного, так как дословно не помню.

«Молодой коллега! Вы наивны. Надо было продать мои: у них браслет золотой!»

Теперь-то я понял, почему Вертинский в то утро, пока я спал, бодрствовал и был одет. Он, конечно, заподозрил что-то в ресторане, а утром тайком все выяснил у болтливой официантки.