Записки артиста

Вспомнил рассказы очевидцев о том, как сдавался в «плен» подходившим к Москве фашистам народный артист РСФСР Всеволод Александрович Блюменталь-Тамарин, сын знаменитой артистки Малого театра Марии Михайловны Блюменталь-Тамариной. Происходило это в 1941 году под Москвой, в Новом Иерусалиме. Немцы все ближе и ближе подходят к даче, где укрывается невменяемый от алкоголя артист, – вот так же, как сейчас пьяные немецкие моряки к нам. И тут на крыше дачи появляется его собутыльник – батюшка местной церкви, с белым флагом в руках и с большой порцией спиртного в утробе. Он машет, машет флагом…

Однажды, находясь на наблюдательном пункте командира 5-й гвардейской артиллерийской бригады гвардии полковника Александра Федоровича Синицына, я своими ушами слышал обращение диктора немецкого радиовещания к русским солдатам на чистейшем русском языке с уговором сдаваться в плен и с обещаниями красивой, благополучной, сытой жизни под крылышком великого фюрера. Позже я узнал, что не то партизанами, не то солдатами воинской части этот диктор был пойман и повешен. А фамилия его Блюменталь-Тамарин, и звали его Всеволод Александрович!..

70 метров…

Стреляют наобум, в надежде напугать возможного противника и расчистить себе путь! Неизвестно, непонятно, куда идут, зачем… Истерика? Общее помешательство? Ведь вся Восточная Пруссия в наших руках!..

Вдруг ожили не то в голове, не то в глазах, не то в сердце или одновременно и там и там кадрики-картинки детства. В городе Кривой Рог я часто ходил в гости к школьному товарищу Анатолию Зельдину, и каждый раз его мама угощала меня моим любимым молочным киселем. Нам было с Толей по 10 лет. Однажды его мама сказала, что, если она еще раз увидит у нас в карманах рогатки, из которых мы стреляли в чужих садах по воробьям, по яблокам, орехам и абрикосам (однажды за это мы испытали «прелести» соли, попавшей в мягкое место чуть ниже спины после того, как хозяин сада выстрелил из ружья), – она, мама Толи, больше не будет угощать киселем!

50 метров…

Через несколько минут мы начнем… убивать тех, кто охотно убил бы нас. Идиотизм!.. Перед призывом в армию мне, студенту театрального училища имени Щепкина, довелось играть роль священнослужителя, поэтому помню наизусть немало текстов из Ветхого и Нового Заветов, произносившихся моим героем.

Из Ветхого: «Не убий».

Из Нового: «Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими». «А я говорю Вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую».

Вспомнил эти строки и представил себе, что генерал наш вместо команды «Огонь!» прочел бы их по рации! И стало на душе легче, потому что улыбнулся этим мыслям. А немецкая морская пехота тем временем продвинулась еще…

35 метров…

Воспоминания пролетают значительно быстрее, чем пехота движется на нас: каждый шаг врага – это молниями памяти освещенные годы жизни. Недаром говорят, что перед смертью кладовая памяти буквально в течение нескольких секунд выбрасывает из себя и прокручивает «киноленту» всей твоей жизни, даже при закрытых глазах. Где же экран? На закрытых веках? В голове? Где «киноаппарат» памяти? Какие силы его запускают? Человеки безнадежно беспомощны: они не знают тайны происхождения не только собственного, но даже, скажем, червя или пчелы. Человеки не знают, как вылечить бронхиальную астму и религиозную разобщенность; они не знают, к чему приведет бесконечное, беспардонное ковыряние в теле Земли. А вот как эффективнее стрелять друг в друга – человеки научились. Мало того – тех, кто придумывает оружие все более и более массового уничтожения, холят, берегут. Научились обманывать друг друга и убивать, убивать, убивать…

30 метров…

Сегодня 22 апреля, а Кенигсберг был взят 9 апреля. Перед штурмом города были часовая авиационная и артиллерийская подготовки. Одна из целей нашей артбригады – форт № 13. Весь город опоясан оборонительными бетонными фортами. Стволы наших орудий от большой огневой нагрузки стали красные…

Пехота пошла вперед, мы подтягиваем орудия, а командиры батарей, дивизионов и полков входят с пехотой в город для визуальной корректировки огня тяжелых орудий, стоящих в 3–5 километрах. Осматриваем разрушенный форт № 13. В нем оказался… склад людских и конских (!) противогазов. Смешно и горько! Зря стреляли по нему, по форту!

Вошли в город… Пожары, пожары… Особенно жарко в центральной части разрушенного красивого Кенигсберга. Для того чтобы проскочить отрезок дороги в какие-нибудь 50–100 метров или от дома к дому, приходилось обливаться водой и быстро-быстро пробегать это пространство. А если попадался брошенный велосипед – мчаться на нем между очагами огня.