Записки балерины Санкт-Петербургского Большого театра. 1867–1884

Кстати сказать, поддерживать разговор с принцем было очень трудно. Он говорил чрезвычайно неявственно сквозь покрывавшие его рот густые усы. О смысле задававшихся им вопросов приходилось только догадываться и отвечать наобум «да» и «нет», иногда невпопад.

Кроме названных лиц императорской фамилии бывали еще в балете, конечно, и другие, но только эпизодически, преимущественно на бенефисах и торжественных спектаклях. С артистами они ни в какое общение не вступали. Когда бывали парадные спектакли в честь гостивших в Петербурге иностранных монархов, последние иногда приходили в антракте на сцену. Так, я вспоминаю свою встречу с дядюшкой Александра II, германским императором Вильгельмом 1,[290] лощеным старичком, явившимся на сцену в сопровождении своего «железного канцлера» Бисмарка,[291] походившего на огромного мопса. Узнав, что я говорю по-немецки, Вильгельм сказал мне на этом языке несколько любезных слов.

За царской фамилией тянулся столичный «свет». В 60-х—80-х гг. прошлого века зрительный зал Большого театра имел очень нарядный вид и являл собой чрезвычайно оживленную картину. Хотя самым модным театральным местом встреч «бомонда» тогда считалась итальянская опера и балетные зрители в их массе с внешней стороны выглядели как будто скромнее итальянских, все же театральный зал балета, особенно в бенефисы, мало чем уступал «итальянскому». Первый ряд партера занимали главным образом гвардейские офицеры — кавалергарды и конногвардейцы, — клавшие свои медные каски или белые фуражки перед собой на барьер, отделявший кресла от оркестра. Среди них выделялись темными пятнами штатские. Все перворядники были между собой знакомы и в антрактах вели очень оживленные разговоры, особенно обсуждая новый балет, какую-нибудь дебютантку и т. п. Гул от их речей, а иногда и отрывки их, доносились на сцену, тем более, что помещение для оркестра тогда не было очень широким и кресла находились от рампы на довольно близком расстоянии.

Часто бывали в балете и иностранные дипломаты. Среди них особенно ревностно посещали балет посланник испанский, маркиз Кампосаградо и итальянский — граф Греппи. Первый отличался необыкновенной тучностью. Он не помещался в театральном кресле, и для него всегда ставили в первый ряд диванчик шириной в два кресла. Напротив, Греппи был очень худощав, и при встречах друг с другом они контрастами своих фигур производили весьма комичное впечатление.

Рядом с аристократией значительное место в составе балетной публики занимала крупная буржуазия — железнодорожные концессионеры, заводовладельцы, директора банков и акционерных компаний, откупщики. Мужской контингент ее представлял собой обыкновенно мало примечательного с внешней стороны, зато дамы очень выделялись роскошью своих нарядов и ценных украшений. Недаром в старину назывался «бриллиантовым рядом» бельэтаж Большого театра, где они любили восседать, особенно на бенефисах и других выдающихся спектаклях. Так в самом деле создавалась как бы живая выставка самых дорогих ювелирных изделий.

Небольшую прослойку в описанном мной блестящем составе балетной публики из верхов петербургского общества составляли лица свободных интеллигентных профессий. Литераторов среди них я помню что-то немного. Изредка посещали балет Д. В. Григорович,[292] поэт Н. А. Некрасов, Д. Д. Минаев,[293] издатель газеты «Голос» и журнала «Отечественные записки» А. А. Краевский,[294] публицист А. С. Суворин,[295] журналист М. П. Федоров[296] и др. С Некрасовым я была лично знакома. Он не раз бывал у меня в начале моей артистической деятельности, когда я жила в доме театральной дирекции, рядом с моей товаркой балериной Вергиной, к которой поэт был одно время очень неравнодушен. Приезжая ко мне, он всегда просил пригласить Вергину, с которой вел беседы своим сиплым голосом. Это увлечение Некрасова осталось безответным, так как Вергина скоро вышла замуж, оставила сцену и уехала из Петербурга.

К числу литературной братии, посещавшей балет, надо отнести еще М. И. Пыляева,[297] бытописателя русской старины, автора книг «Старый Петербург», «Старая Москва» и др. Пыляев происходил из купеческой семьи и, по старому купеческому обычаю, был смолоду определен для изучения торгового дела в парфюмерный магазин Руза нова в Гостином дворе. Этот Рузанов поставлял в театральное училище грим, пудру и разную театральную косметику, и, когда я была воспитанницей, румяный Миша Пыляев приносил к нам в школу товар от своего хозяина. Впоследствии он променял торговую деятельность на профессию журналиста и историка. Пыляев был очень милый, скромный и деликатный человек и говорил всегда с приставочкой «с»: «да-с», «чего изволите-с?» и т. п. Возможно, что это у него осталось от манеры разговаривать с покупателями, когда он в юности стоял за прилавком.

Глава 14. Балетоманы. — Балетная критика