Записки Барри Линдона, эсквайра, писанные им самим

– Он уже сегодня заработал оплеуху, ваш капитан Джон Квин! – надрывался я. – Он уже сегодня съел «труса»! Пью за ваше здоровье, капитан Джон Квин!

И я швырнул ему в лицо полный бокал кларета. Не знаю, как он это принял, ибо в следующую секунду я уже лежал под столом, сбитый с ног Уликом, который еще вдобавок двинул меня по шее. Я только смутно слышал визг, суматоху и беготню над головой, так как все мое внимание было поглощено тумаками, зуботычинами и проклятьями, которыми продолжал угощать меня Улик. «Дуралей, – честил он меня, – этакий балбес и дубина, путается у всех под ногами, нищее отродье, – (каждый лестный эпитет сопровождался новым подзатыльником), – говорил я тебе, придержи язык!» Я, разумеется, не сердился на такое обращение, так как Улик всегда стоял за меня – и постоянно избивал без пощады.

Когда я вылез из-под стола, дам уже не было, и я с удовольствием увидел, что у капитана Квина, как и у меня, идет носом кровь, однако у него вдобавок была рассечена переносица, отчего красота его пострадала безвозвратно. Улик между тем встряхнулся, сел поудобнее, налил себе бокал и передал бутылку мне.

– Пей, не жалей, молодой осел, – сказал он, – и чтобы нам больше не слышать ослиного рева!

– Господи боже, это еще что за свалка! – недоумевал дядюшка. – Уж не горячка ли опять у малыша?

– Это ваших рук дело, – сумрачно отозвался Мик. – Ваших да того, кто сюда его приваживает.

– Не скули, Мик, – остановил его Улик. – Выражайся осторожнее, когда говоришь обо мне и об отце, а то как бы не пришлось поучить тебя вежливости.

– Ты-то и виноват во всем, – не унимался Мик. – Что этому прощелыге здесь нужно? Моя бы воля, я давно бы вздул его и выгнал.

– Самое милое дело, – отозвался капитан Квин.

– Не советую вам и пробовать, Квин, – пригрозил мой заступник и, повернувшись к отцу, пояснил: – Дело в том, сударь, что наш молодой повеса втрескался в Нору; сегодня он застал их с капитаном в саду за нежным объяснением и теперь жаждет крови!

– Черт возьми, рано же он начинает! – умилился дядя. – Ей-богу, Фэган, этот мальчик настоящий Брейди, со всеми потрохами.

– А я вот что вам скажу, мистер Брейди, – вскричал Квин, обозлившись, – меня оскорбили в этом доме! И вообще, не нравятся мне здешние порядки! Я англичанин и человек состоятельный… я… я…

– Если вам нанесли оскорбление, Квин, требуйте сатисфакции, – оборвал его Улик. – И помните, что нас с малышом здесь двое.

В ответ на что Квин промолчал и стал усердно промывать себе нос.

– Мистер Квин может во всякое время получить удовлетворение, – сказал я со всем возможным достоинством. – Редмонд Барри из Барривилля к вашим услугам, сэр!

Услышав это, дядюшка разразился громким смехом (что он, кстати, делал при всяком удобном случае), и капитан Фэган, к великому моему огорчению, к нему присоединился. Повернувшись к Фэгану, я заносчиво попросил его помнить, что если от моего кузена Улика, который всю жизнь был моим лучшим другом, я терпел такое обхождение, то впредь терпеть не намерен; что же касается других лиц, которые позволят себе в отношении меня малейшее неуважение, пусть пеняют на себя.

– Мистер Квин, – добавил я, – узнал на собственном опыте, чем это грозит, и если мистер Квин считает себя мужчиной, ему известно, где меня искать.

Дядюшка спохватился, что час поздний и матушка, должно быть, обо мне тревожится.

– Пусть кто-нибудь доставит его домой, – обратился он к сыновьям, – а то он ненароком еще что-нибудь выкинет!

На что Улик, перемигнувшись с братом, сказал:

– Мы оба едем провожать Квина.

– Мне не страшны никакие французишки, – возразил Квин с кривой усмешкой, – мой денщик вооружен, да и я тоже.

– Вы отлично владеете оружием, – сказал Улик, – и никто не сомневается в вашей храбрости. Тем не менее мы с Миком вас проводим.

– Этак вы к утру не вернетесь. До Килвангена, поди, миль десять.

– А мы заночуем у Квина. Да и вообще поживем у него с недельку.

– Премного благодарен, – слабым голосом ответил Квин. – Очень любезно с вашей стороны.

– Вы в одиночестве соскучитесь, Квин, сами понимаете!

– Ясно, соскучусь, – поддакнул Квин.

– А через недельку, мой мальчик… – продолжал наседать Улик и, пригнувшись к капитану, что-то зашептал ему на ухо – мне послышались слова «свадьба» и «пастор», и я почувствовал, что кровь опять закипает в моих жилах.

– Как вам угодно, – прохныкал капитан.

Тем временем к крыльцу подвели лошадей, и трое джентльменов ускакали.

Мистер Фэган никуда не уезжал и по дядюшкиной просьбе пошел проводить меня через старый вырубленный парк. Он высказал предположение, что после давешнего скандала я вряд ли захочу встретиться с девицами, с чем я полностью согласился, и мы ушли, ни с кем не простясь.