Записки беглого кинематографиста

— Вот закончите позировать, — подхватил старший лейтенант, — и прав товарищ капитан: Ленинград далеко, в рестораны там очередь… А у нас свой «Метрополь». Как до танкистов на автобусе доехать, наверняка знаете, а там встретим. Это серьезно. И Юрий вас поймет. Это я же открытие сделал, что в полку на кухне настоящий мастер появился. Они ж ели и ели, даже не понимая, что им подают. Вот товарищ капитан не даст соврать. А я как первый раз за ужином попробовал — и за второй порцией, и за третьей. Ты кто, спрашиваю повара, ты ж гений! Вот он и признался тогда. Если б вы знали, как ему нужны люди понимающие! Пианист может в одиночку днями и ночами тренироваться, но ему надо хоть раз в месяц, чтобы зал ахнул, чтобы люди заплакали. Мы воины, мы не художники, но понимаем, что каждый мастер — это личность. А в армии как раз личность попридерживать надо. Устав. Дисциплина. Котловое довольствие. У художников этого нет. Художнику где развернуться?

— Юрий, а вы в какой школе работаете? — спросил капитан.

— В школе я ни в какой не работаю, а если вы имеете в виду направление, манеру, то вопрос поставлен, извините уж меня, не очень правильно, неграмотно. Грамотно было бы: к какой школе принадлежите. Правда, это немножко торжественно.

— А к корзуновской школе вы не принадлежите? — Анатолий попробовал было обжигающую солянку и отложил ложку.

Лена, отлавливавшая в тарелке ускользающий каперс, подняла глаза на художника, но уже с любопытством, во взгляде не было той тревоги, того подчас едва уловимого напряжения, с каким женщина невольно обнаруживает свою душевную солидарность. Ученые спорят до сих пор, отчего это люди краснеют. Но отчего покраснел Юрий, капитан Вальтер не то чтобы догадывался, а просто знал наверняка. Речь шла о школе в поселке Корзуново.

— Да, в корзуновской школе моя работа, я им там делал…

— Налейте, пожалуйста, товарищ старший лейтенант. Тесен мир, черт возьми!

Старший лейтенант с готовностью исполнил приказание командира и снова предложил Юрию:

— Может быть, под соляночку?

— А-а, давайте, — махнул рукой мастер. — Вы так аппетитно пьете.

— Леночка, может быть, и вам? Мы еще закажем.

— Нет, нет, нет… — Предчувствие какой-то важной перемены насторожило женщину.

— Я почему говорю «мир тесен», — пояснил капитан Вальтер. — Я же с вашей корзуновской фреской, или панно, знаком. У нас там 23 февраля встреча была со школьниками. А я смотрю на этих ребят, и в малице, и в каске с фонариком, думаю-думаю, где я их видел, до боли знакомые лица… Только там, в школе, этот, в малице, нарисован летчиком. Верно? А тот, что здесь в шахтерской каске с фонариком, там вроде ученый, что-то, не помню, у него в руках, что-то умное. А вот девушка там как раз другая!

— Естественно, — поспешил подтвердить Юрий.

— Там вам десятиклассница позировала, старшая дочь штурмана полка, стала местной знаменитостью, вы ж ее так прославили…

— Товарищ капитан, — подхватил старший лейтенант, — поскольку это тост, как бы тост, можно, и я скажу? — Капитан кивком передал эстафету. — За почерк мастера! Художник всегда имеет возможность выбора. У нас какой почерк? Куда ткнут, там и кувыркайся. А художник всегда выбирает и остается при этом самим собой. Грубый пример. Все тот же Рембрандт. Вроде, с одной стороны, Саския, а с другой стороны, Хенрике, а все равно — Рембрандт! Так что, как у нас в роте говорят: за флорентийское кватроченто!

Теперь, наверное, следует ответить на вопрос, который давно уже занимает читателя.

Как это в будний день двое офицеров танкового полка, не будучи в отпуске, оказались в городе Заполярном, именуемом для простоты в полку Запольем, днем в ресторане?

Как мы оказались в этот день и в этот час вдали от расположения нашего гвардейского ордена Суворова второй степени и ордена Красной Звезды танкового полка, без санкции моего командира, а инициатива принадлежала ему, я сказать не могу. В конце концов, и у военных должны быть свои тайны, хотя их с каждым днем у нас в стране становится все меньше и меньше.

Старших лейтенантов, естественно, в полку было довольно много, но я был старейшим из старших лейтенантов и лет на десять старше своего командира роты капитана Вальтера, до танкового училища игравшего за дубль в команде мастеров «Крылья Советов» (Куйбышев). Вальтер был полузащитник типа Месхи, легкий, нервный, азартный, хитрый, с отличным рывком. С обводкой у него были проблемы, но он умел открываться и, когда ему выкидывали на выход, мог подхватить мяч чуть не в центральном круге и довести дело, как говорится, до логического конца, то есть пробить в сторону ворот. Блестящее футбольное прошлое укрепляло авторитет Вальтера среди личного состава не меньше, чем звезды на погонах. Он часто на занятиях пользовался футбольной терминологией, что помогало ему сколотить роту в надежную команду.

Думаю, и меня направили именно в седьмую роту, понимая, что все мои неумелости будут хорошо подстрахованы толковым коллективом.