Записки белого кирасира

Вы видите, что этот первый период моей жизни, да и всех русских, особенно от 1907-го до 1914 года, отличался спокойствием и твердой налаженностью. В гимназии кончился период строгой дисциплины, насаженной, пока министрами были Шварц и Кассо, и началась новая страница либерализации при новом министре народного просвещения графе Игнатьеве. Для того, чтобы парализовать опасность участия учеников в революционных организациях, директора гимназий получили указания всемерно покровительствовать спорту. Наш директор Павлов принял эту директиву «а ла леттр» и доверил организацию спорта мне. Это дало мне возможность вольничать в классе. Чувствуя опасность, что учитель меня вызовет, и не будучи уверен в своих знаниях, я поднимал руку и говорил, скажем: «Николай Александрович, разрешите мне пойти к директору. Мне надо ему доложить…» В кабинете у директора мы серьезно обсуждали шансы нашей команды в матче против Второй гимназии, и Александр Николаевич серьезно вникал в детали, почему, например, Володя Пешт представляет для нас главную опасность. Мощным магнитом для нас в то время был открывшийся магазин Байкова — отделение из Москвы, — торговавший спортивными приборами. Там мы покупали лыжи марки Темпо и Хапавези, теннисные ракетки английского производства Дрива (неправильное произношение) и Дохетти и были в восторге, когда в Москве открылась русская мастерская и стала выпускать ракетки марки «Максим». Кстати, кто из читателей помнит название коньков того времени? С загнутым носком, как на знаменитом портрете в Национальной Галерее в Вашингтоне, они назывались «снегурочками», и отношение к ним было презрительное — коньки для девчонок! Наиболее распространенными были «Нурмис», потом появились «хоккейные», и верхом достижения были «гоночные» с длинным лезвием. В том же магазине мы покупали приборы для легкой атлетики: копье, диск, ядро, и обувь — бутсы для футбола и спайки для бега, с небольшими гвоздями на подошве.

Очередное событие, и скорее очень радостное и обещающее массу нового, произошло весной 1913 года. Мой отец был помощником управляющего Удельным округом в Самаре и получил назначение — быть управляющим Мургабским государевым имением.

МУРГАБ

Откроем карту от Каспийского моря на восток до Ташкента и поведем карандашом от Красноводска на берегу моря вдоль железной дороги, пройдем Ашхабад и, наконец, натолкнемся на кружок с надписью Мары (на дореволюционных картах — Мерв). Следующая станция к востоку будет Байрам Али, в свое время центр Мургабского государева имения. Если повести карандашом от Мары на юг, вдоль железной дороги к Кушке, то вдоль этой линии будет виться голубой ленточкой река Мургаб.

Все эти обширные пространства и дальше на восток до Алма-Аты (прежде Верный) и Чимкента носили общее название Туркестан и являлись последним русским завоеванием во второй половине прошлого века. Теперь общее название этих мест — Средняя Азия, или отдельные советские республики Туркменистан, Узбекистан и Казахстан. Это громадная ровная впадина, дно высохшего, миллионы лет тому назад существовавшего моря. И до сих пор по южному склону с высоких горных хребтов все реки текут на север и сливают свои воды в Аральское море, как Сырдарья и Амударья. Другие, более мелкие, как Мургаб и Теджен, теряющие воду на орошение, до Аральского моря не доходят, а теряются в обширных солончаках. Климат в Мургабе резко континентальный с полным отсутствием дождя в течение 10 месяцев. Вегетационный период для хлопка, то есть без осадков, около 10 месяцев, превосходит тот же период в Египте. Открытые коробки хлопка не должны попасть под дождь, так как белоснежное волокно пожелтеет, а с другой стороны, каждый лишний день произрастания удлиняет волокно на микромиллиметры и повышает его ценность. Итак, дожди, а иногда даже снег, выпадают только в январе и феврале. Зимой солнце не греет, и ночью бывают морозы. Зато летом температура обычно, и особенно в пустыне, вокруг 110–115 градусов Фаренгейта. В одной рубашке на солнце выходить нельзя: обожжете спину. Поверх нужна еще легкая куртка. Туркмены и узбеки (до революции — сарты) спасаются от жары теплой одеждой. У туркменов темно-красные халаты с мелкими, близко лежащими желтыми полосками, на темно-зеленой шелковой подкладке. Таким халатом я производил сенсацию в Лицее и в курьерском поезде где-нибудь между Рязанью и Москвой, когда утром шел умываться. У узбеков халаты пестрые, все в цветах, но — представьте себе! — стеганые. Это при такой жаре. На головах у всех туземцев папахи, но не казачьи из мерлушки, а из целого черного барана.