Записки белого кирасира

Генералы, возглавлявшие белые силы, были беспомощными политическими неофитами. Единственно, что они могли придумать, это был лозунг созыва Учредительного Собрания, которое все разрешит. Если крестьяне спрашивали, что будет с помещичьей землей, агитатор Освага отвечал: «Учредительное Собрание решит». Само собой разумеется, что крестьяне не имели никакого представления о таком учреждении. Большевистские же агитаторы сразу били по этому единственному и ничего не говорящему доводу с нашей стороны. Им было достаточно сказать, что Учредительное Собрание уже имело место и было без сопротивления разогнано матросом Железняковым. Наша пропаганда могла вестись двояко: фронтовым частям должны были быть приданы чины Освага — центрального пропагандного учреждения. Их задачей было бы созывать в любой деревне или селе, которое мы занимали, сход и разъяснять народу, за что мы боремся и почему население должно нас поддерживать. За полтора года моего пребывания на фронте я таких пропагандистов ни разу не видал. Мысль о том, что необходимо вести идейную борьбу, не приходила в голову нашему военному начальству. Его поведение было чем-то средним между карательной экспедицией и занятием враждебной территории, без повальных репрессий против мирного населения. Как обстояло дело с активной идейной пропагандой в новых формированиях Добровольческой армии, в их военных основах — дивизиях корниловцев, дроздовцев, алексеевцев и марковцев, — сказать не могу. По существу, они боролись с большевиками, отстаивая демократию, и этим определенно отличались от нас, восстанавливавших императорские части и бывших откровенными реставраторами. Но я никогда не слышал о том, что и в этих частях существовал хорошо организованный пропагандный персонал. По мере продвижения вперед высшее командование должно было позаботиться об организации гражданской администрации. При маневренной войне и наличии партизанского движения по тылам организовать гражданское управление на местах было явно невозможно. Слабые попытки, которые в этом направлении предпринимались, только убеждали население, что наступающие белые — реставраторы. Так, например, высшее командование и состоявшее при нем правительство в 1919 году последовательно назначало курским губернатором А. С. Римского-Корсакова, орловским — Ф. Д. Свербеева и даже, в порядке анекдота, тульским — моего отца, хотя из Тульской губернии был к моменту общего наступления занят только один Новосильский уезд. Для обывателей оставалось полной тайной, как эти губернаторы должны были устанавливать твердый порядок в своих губерниях, какой создавать полицейский аппарат. Мой отец три месяца был заведующим продовольственной частью при киевском генерал-губернаторе А. М. Драгомирове. Для начала управления Тульской губернией он в Киеве нашел только чиновника для особых поручений.

Наступила зима, и наш полк сделал своей базой город Глухов. Меня откомандировали в штаб полка в качестве временно исполняющего обязанности адъютанта при командире полка полковнике графе Бенигсене. Со своей обязанностью я справлялся с грехом пополам. На фронте было затишье, хотя на главном московском направлении, несомненно, произошел решающий психологический перелом. Гражданская война, несомненно, доказывала, что военный порыв ограничивается определенным сроком, по истечении которого он выдыхается и иссякает даже без поражений. Здесь, конечно, играет роль и сознание непосильной задачи: в нашем случае — расширение фронта с каждым шагом на север и сознание недостаточности наших сил.