Записки беспогонника

По решению Совета Обороны началось строительство восточного железнодорожного полукольца вокруг Москвы, радиусом 60–80 км. Предполагалось, что оно имеет большое стратегическое значение, во-первых, для доставки военных грузов фронту, если весной усилятся бомбежки московского железнодорожного узла; во-вторых, на случай возможного весеннего наступления немцев на Москву.

Строительство в Дмитрове считалось особо важным и особо секретным, о чем все мы были строго предупреждены. Для маскировки называлось оно «Строительство № 7». Однако дмитровские граждане прекрасно знали, для чего мы явились и что собираемся делать. Часть из них поступила к нам на работу, часть была мобилизована, прибыли мобилизованные из Москвы. А наши стройбатовцы от Москвы до Дмитрова ехали в эшелоне еще целых две недели, так как украли их паровоз.

Изыскания и проектировка, а также общее техническое руководство велось Наркоматом путей сообщения, в Дмитров прибыло несколько человек инженеров-транспортников. Но основная масса среднего и низшего техперсонала, а также вся администрация состояли из бывших работников Горьковского рубежа.

Нашему 5-му Полевому Строительству достался участок в 45 км длиной от Дмитрова до Бужанинова (это следующая станция после Загорска). А нашему 2-му району был отведен 13-километровый головной отрезок этого участка, начинавшийся от Дмитрова.

Большинство наших инженеров и техников с железнодорожным строительством знакомо не было, однако, пока дело дальше земляных работ не подвигалось, они вполне справлялись со своими обязанностями.

Из-за крайне спешных сроков окончания строительства проектировщики были вынуждены принять совершенно недопустимые уклоны и радиусы кривых. За все эти отступления от норм эксплуатационники теперь вынуждены расхлёбываться.

Раньше мне приходилось работать топографом на изысканиях и на строительстве шоссейных и железных дорог, и теперь меня назначили за старшего при штабе района. Но вскоре явился другой старший топограф — Некрасов, который еще на Смоленском рубеже занимал эту должность у Зеге и у начальника 5-го Полевого Управления Богомольца.

Чуваш по национальности, Некрасов был по специальности землеустроителем, потом недолго работал в Гидрострое в Ковровской геодезической партии. Тогда мы знали друг друга только в лицо. Был он болезненно самолюбив, и в наших отношениях, хотя мы вместе проработали весь 1942 год, всегда была фальшь. Я знаю, он несколько раз писал на меня по пустякам доносы, и мне всегда в его присутствии приходилось быть начеку.

Но в Дмитрове на первых порах он, не знавший, как разбивать кривые, как устанавливать лекала, как подсчитывать земляные работы, поневоле прислушивался ко мне. Как человек способный, он быстро перенял от меня всю эту технику, а освоив, стал под меня подкапываться.

Топограф Серянин, с которым я дружил, был в нашем подчинении и работал на одном из участков. Был он великолепный чертежник и свои способности использовал для прямо-таки виртуозной подделки обеденных талонов и талонов на сахар и на прочее. Он и меня раза два снабжал этими фальшивками.

Но, очевидно, дополнительного питания, полученного столь хитроумным способом, ему все же не хватало. Он стал прихварывать. Его отвезли в больницу, оказалось прободение желудка. Сделали операцию. Он пролежал еще два месяца. Я был у него и поразился его изможденным видом. Выздоровев, он поехал к родителям и там умер.

Раз я помянул о смерти одного из тех, с кем встречал Новый год, расскажу и о смерти другого, для чего мне придется вернуться несколько назад.

Последний раз я видел Матвея Дымента еще в Боголюбске. Я провожал его и Подозерова, ехавших в Дмитров, вперед на пассажирском поезде. Дымент, обычно холодный и скрытный, тут с жаром мне стал передавать рассказ одного военного о грандиозном партизанском движении, пылавшем по всей Белоруссии, о чем мы тогда совсем не знали. И еще Дымент говорил о наших скорых будущих победах.

Признаться, я не был тогда столь радужно настроен. Мне казалось, что война будет изнуряюще долгой, и конца ее я никак не представлял. Но облик человека, твердо верящего в прекрасное будущее России, много раз вспоминался мне в течение следующих лет войны.

А вот что мне рассказал много позднее про Дымента Подозеров:

Оба они, приехав в Дмитров, узнали, что работы еще не начались, и поселились в маленьком домике в ближайшем селе Подлипечье. Оба они спустя неделю в один и тот же день заболели сыпным тифом. Их отвезли в дмитровскую больницу.

Подозеров болел тяжко и был настолько слаб, что едва мог поднять руку, однако выздоровел.