Записки беспогонника

А поля… С детства у меня была привычка — куда бы я ни попадал, всегда с живым интересом наблюдал, прислушивался, присматривался, как живут люди, какие у них кони, стада, сады, какие дома, какие поля, хороший ли ожидается урожай.

А тут при взгляде на тульские поля той весны сердце мое сжималось от ужаса.

Не было полей. Желтой экземой сурепки, голубыми лишаями полыни, разными пестрыми цветами — ромашкой, васильками, осотом, лютиком покрылось истерзанное тело моей Родины. Птицы, мухи, бабочки летали. Все вокруг благоухало и пело на солнце. И тот год на тульской, да и не только на тульской, земле почти ничего не было засеяно, за исключением крохотных участков вокруг сгоревших деревень.

И это место благоухающих цветов было страшнее пожарищ.

Не останавливаясь, поезд промчался мимо города Богородицка, где я провел четыре года своего детства — всю Гражданскую войну и начало нэпа — с 1918 по 1922 год. Какой маленькой и уютной мне показалась кладбищенская церквушка, запрятанная среди ветел; туда родители водили меня молиться. Город сильно разросся за годы пятилеток, но дома стояли обугленные, развороченные; кирпичные остовы печей торчали среди куч мусора.

Дальше, дальше мчался поезд, почти нигде не останавливаясь. Вот город Ефремов, когда-то, видно, живописный, теперь весь разрушенный. Вот город Елец, менее разрушенный. А на полях все та же необозримая голубая полынь и желтая сурепка.

Через три станции от Ельца поезд остановился. Мы стали выгружаться. Наступил вечер. Опасаясь бомбежки, приказано было, не дожидаясь рассвета, трогаться в путь за 15 километров в город Задонск.

Положив свои вещи на подводу Эйранова, я пошел один вперед по шоссе. В моей жизни было несколько ночей, которых я никогда не забуду. Я встречал эти ночи один, и природа захватывала меня своим величием, подавляла все мои мысли и заботы. Я ни о чем не думал и только шел, вдыхая множество запахов цветочного царства. Было тепло, я шел в одной рубашке. Светила луна, едва освещая незасеянные поля. Ночные жуки и бабочки проносились мимо, а в черных придорожных кустах заливались десятки соловьев. Издали слышалось пение наших девчат, шедших сзади меня. Во время войны так редко мне удавалось остаться в одиночестве.

На рассвете я пришел в большое село Волховское. Против него, на другом берегу Дона в зелени садов раскинулся маленький городок Задонск с громадным монастырским собором посреди. Было это 31 мая.

В Волховском разместился штаб нашего района. Здесь же обосновался и участок Эйранова.

Сергей Артемьевич мне сказал, что ни в коем случае меня не отпустит. С четырьмя его работниками и топографом Облогиным я устроился у одной молодайки, жившей со слепой старухой свекровью и малыми ребятами. Хата была грязная, корова стояла в сенях, дети и поросенок гадили на земляной пол единственной комнаты. Облогин и я расстелили свои одеяла в саду под грушами, которые обещали дать обильный урожай.

Помимо законной пайки, Эйранов выдал нам из каких-то своих еще дмитровских излишков по 8 кило ржаной муки каждому, что послужило нам немалым подспорьем. По вечерам после работы Облогин и я варили из этой муки болтушку без всяких приправ и считали ее очень вкусной.

Муж хозяйки был неизвестно где, на войне, и она, чтобы как-то прокормить многочисленную семью, занималась самогоноварением. Впервые я увидел тот столь распространенный в те годы на Руси аппарат и с интересом ознакомился со всей техникой самогоноварения из сахарной свеклы. Как барда подходила, как кипятилась, как пары, проходя через змеевик, охлаждались и драгоценная жидкость капала в бутылку. Деньги мы берегли и только однажды купили на троих пол-литра. На вкус самогон мне показался отвратительным, и долго потом я не решался к нему притрагиваться.

Нашему 2-му району поручили приводить в порядок и ремонтировать выстроенные еще зимой дзоты на предмостном укреплении. Все прочие районы нашего 5-го Управления занимались тем же самым на основном оборонительном рубеже на левом берегу Дона, в самом Задонске и в его окрестностях.

Зеге, несмотря на протесты Эйранова, приказал мне отправиться в распоряжение штаба района. Некрасов и я должны были по схемам батальонных районов обороны — сокращенно БРО — и по так называемым формулярным ведомостям разыскать на местности все эти дзоты.

Для нас пошла горячка, так как эти схемы никак не соответствовали действительности, иные показанные на схеме огневые точки вовсе не были выстроены, иные сидели не там, да еще так запрятанные, что найти их мы никак не могли.

Зеге и главный инженер района Карагодин бранили нас, но потом, убедившись, что мы в этой путанице не виноваты, добились вызова из штаба армии двух лейтенантов, строивших зимой этот рубеж. С их помощью мы кое-как разобрались.