Записки беспогонника

Лущихин считался крупным ученым или, вернее, мнил себя таковым. Он держал себя крайне гордо и высокомерно, остальные спецгеовцы во всем ему подражали. Они кичились голубиной незапятнанностью своих анкет — вот им доверяют секретность, а нам не доверяют, они пролетарского происхождения, а у нас, просто ужас, — бывшие заключенные, да еще по какой статье! — даже страшно выговорить, да еще бывший князь… Один наш молодой геолог Синяков был ими признан заслуживающим доверия.

Отсюда началось разделение в бурпартии на два лагеря. Мы — черномазые — крепко держались за Николая Владимировича Альшанского, который был хоть и порядочным человеком, но с характером.

Столкновения между ним и Лущихиным казались неизбежными.

Начальство наше — геологическая экспедиция Главгидростроя — помещалось во Ржеве. Во главе экспедиции стояла Елена Константиновна Козловская, женщина весьма энергичная, но имевшая много врагов. И Николай Владимирович и я давно и хорошо знали ее еще по каналу Москва-Волга и по Куйбышеву. Ее называли у нас «царица Тинатина».

А Лущихин с Козловской учился в вузе и часто повторял о своей близости к ней. Теперь он время от времени строчил на Николая Владимировича доносы. Однажды мы достали водки и выпили все вместе, но без спецгеовцев; так на следующий день во Ржеве это было известно.

Елена Константиновна несколько раз приезжала мирить враждующие стороны, но из этого ничего не выходило, и ссоры вспыхивали иногда из-за пустяков.

Так, Сашка, бывший у нас завхозом, получил со склада района два вида круп — перловую и гречневую. Перловую он выдал спецгеовцам, а гречневую нам. Те это пронюхали, и Николаю Владимировичу был устроен скандал. Кончилось тем, что мы обменяли крупы.

Случались расхождения и покрупнее. Всего с севера на юг тянулось три линии оборонительных рубежей — первый рубеж проходил западнее Андреевского вдоль Днепра. Оттуда как раз так позорно удрали Лущихин и К°. Второй рубеж шел на 20–25 км восточнее, мимо Лентьева, потом по Вазузе. Предполагалось строительство еще третьего рубежа совсем в тылу вдоль Гжати через районный центр Карманово и далее на Зубцов.

Николай Владимирович считал, что наше место — первый или второй рубеж, а Лущихин считал, что мы должны подготовлять третий, еще только намеченный, рубеж. Он выдвигал различные доводы в пользу этого третьего. Но мы понимали, что самым веским его доводом была отдаленность третьего рубежа от фронта.

В те дни конца июля, хоть и тихо было у нас, но в этой тишине чувствовалась тревога. Три ночи подряд слышалось жуткое гудение, казалось, все небо гудит, но в темноте мы ничего не видели. В газетах появились официальные сообщения о бомбежках Москвы.

В Сычевском районе началась эвакуация скота. А район издавна славился мясным крупным рогатым скотом симентальской породы. Три дня скот песочной масти или белый с желтыми пятнами шел мимо моего дома. Жара стояла удушливая, пыль поднималась облаками. Особенно тяжко доставалось огромным быкам; с налитыми кровью глазами, с цепью в ноздрях, они едва двигались. При мне у одного быка яйца раздулись с человеческую голову, он упал, его едва успели прирезать. Зоотехник, сопровождавший стадо, чуть не плача рассказывал, что этот производитель получил золотую медаль на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке, и родословная у него была, как у английского лорда.

А телята резвились по полям. Наверное, только они одни и прошли весь дальний путь до Ярославской области. Мясо мы тогда приобрели по дешевке, а молока попили за три дня вдосталь.

Хлеба в то лето поднялись небывалые. Чудесная рожь колосилась за моим домом, она лоснилась на солнце волнами и шуршала колосьями. За эти три дня всю ее выбили копытами.

Жители относились совершенно безучастно к гибели не только колхозного хлеба, но и собственных огородов. Испуганные женщины сидели сложа руки, дескать, все одно — погибать. Позднее, когда скот прошел, многие спохватились, стали лопатами кое-как подправлять затоптанную картофельную ботву. С ужасом ждали, неужто немцы придут? Я услышал, как одна старушка бранила своего маленького внука:

— Ах ты, Гитлер такой! Нет, хуже Гитлера!

А между тем в Лентьево вновь вернулись толпы копать ров. Немцы не приходили, и вышел приказ углубить ров с двух до трех метров и соответственно расширить откосы. А жирная глина успела высохнуть, превратилась в камень, лопатой ее никак нельзя было взять, только киркой и ломом. И люди тюкали, тюкали лопатами, ломали черенки, а толку было мало. Энтузиазм начал ослабевать.

Стали строить сзади рва огневые точки, бетонные и деревянные. Для них-то наши геологи искали камень и гравий.