Записки безумной оптимистки. Три года спустя: Автобиография

Я в замешательстве смотрела на Рубис. Мне, дочери писателя, очень хорошо было известно волшебное слово «гонорар». В раннем детстве я считала, что имеется этот человек, с фамилией Гонорар, у которого на службе состоит мой папа. Потом, конечно, я разобралась, в чем дело. Но, относя книгу в «Эксмо», я думала, что времена изменились и мне самой придется платить за издание рукописи.

– И еще, – завершила беседу Ольга Вячеславовна, – подумайте над псевдонимом. Ваше имя не подходит, фамилию можно оставить.

Надо сказать, что имя Агриппина мне никогда не нравилось. В 60-е годы оно было совершенно уникальным, даже эпатажным. Это сейчас детей стали называть Евдокимами, Анастасиями, Ксениями… Во времена моего детства были популярны другие имена: Светлана, Татьяна, Елена… У нас в школе имелась лишь одна Агриппина, впрочем, на журфаке и в «Вечерке» тоже.

Иногда со мной приключались комические ситуации. Однажды, стоя в очереди за продуктами в переделкинском сельпо, я услышала сзади себя дребезжащий тенорок:

– Грунь, ну купи бутылку!

Я оглянулась и увидела плюгавенького дедушку самого простецкого вида, в ватнике и сапогах. Решив, что это чей-то сторож, который знает меня с детства, я сердито отвернулась, посчитав ниже своего достоинства общаться с пьянчужкой. Честно говоря, я надеялась, что алкоголик отстанет, но он продолжал тупо ныть:

– Грунь, возьми беленькой, ну че тебе, жалко? Знаю, у тебя есть деньги, вон ту купи, дешевую. Грунь, а Грунь! Вот ты зараза какая!

Я разозлилась, резко повернулась к нему и очень сердито сказала:

– Не понимаю, по какой причине я обязана подносить вам спиртное, немедленно оставьте меня в покое.

Дедок вытаращил блеклые глазки:

– А ты тут при чем?

– Но вы же все время стонете: «Груня, купи бутылку».

– Ну и чего? – спросил дедок. – Я с женой балакаю, с Грунькой!

Я поглядела чуть вбок и заметила возле алкоголика крохотную старушонку, ростом чуть выше кошки, ее тоже звали Агриппиной.

В другой раз я шла домой и услышала крик:

– Груня, Груня!

Сами понимаете, что я моментально пошла на зов. Я привыкла быть единственной Груней в компании и решила, будто окликнули меня. Мужчина, оравший: «Груня, Груня», был мне совершенно незнаком.

Я кашлянула и спросила:

– Зачем я вам понадобилась?

– Кто? – изумился дядька.

– Я.

– Вы мне не нужны!

– Но ведь вы кричите: «Груня, Груня», – возмутилась я.

– И чего? – захлопал глазами незнакомец. – Я собаку свою зову, Груню, усвистала из двора, да еще вместе с Кешей!

– С кем? – еще больше возмутилась я. – Вы надо мной издеваетесь, да?

– Что я сделал такого? – воскликнул мужчина. – Вас знать не знаю, никому не мешаю, зову Груню и Кешу, удрали они, весна по голове ударила, вот и намазали пятки салом.

– Кто такой Кеша? – растерялась я.

– Так щенок Груньки, – пояснил дядька, – она пятерых родила, четырех пристроили, а этот остался. Во гляди, идут!

Я посмотрела в глубь двора и, сдерживая хохот, прижалась к стене дома. По дорожке вышагивала парочка: маленькая, тощая, беленькая болоночка и нечто крупное, темно-коричневое… Груня и Кеша, такого просто не бывает. Мало того, что болонку зовут как меня, так еще у нее сын Кеша, и если бы мы с Аркашкой уродились собаками, то выглядели бы именно так: маленькая, беленькая мамуська и большой черно-коричневый сынишка.

И уж совсем смешно вышло в лечебнице, куда я приволокла на прививку Черри. Ветеринар начал заполнять регистрационную карточку и спросил:

– Как зовут?

– Агриппина, – ответила я.

«Айболит» покачал головой:

– Вы меня неправильно поняли. Не кличка собаки, а ваше имя!

В сочетании с отчеством Аркадьевна Агриппина звучит совсем уж отвратительно. Начав работать в «Вечерней Москве», я поняла, что не каждому удается с первого раза правильно назвать меня. Народ обращался к корреспондентке «Алевтина», «Рина», «Ирена», «Арина» – кто как. Лучше всего меня обозвали в объединении «Мосводопровод». Я явилась туда, чтобы взять интервью у старейшего работника, который прослужил в ведомстве пятьдесят лет. Главный водопроводчик Москвы усадил журналистку в своем кабинете и торжественно заявил:

– Извините, Аргентина Аркадьевна, подождать пару минут придется.

Я вздрогнула, но постеснялась поправить его, так он ко мне и обращался во время беседы – Аргентина.

Но еще большие трудности я обрела, став репетитором. Практически все дети, сразу потерпев фиаско, переставали обращаться к училке по имени. Я, смирившись с этим, предлагала:

– Можете звать меня на немецкий манер – фрау Донцова. – Но у нас не принято называть педагогов по фамилии, и это не прижилось. Особенно насмешил меня маленький Ваня Ромашин, старательно пытавшийся запомнить имя Агриппина. Отчество он освоил быстро, а вот имя никак не укладывалась в его голове.

Один раз он встретил меня на пороге с абсолютно счастливым лицом и заявил:

– Я знаю, как тебя называть! Выучил! Как кашу!

Мне стало интересно.

– Какую кашу, милый?

Ванечка встал в торжественную позу и голосом глашатая воскликнул:

– Дорогая Гречка Аркадьевна, здравствуйте!