Я помахала ему, свернула влево и замерла у железных ворот, сверху виднелась вывеска «Коттеджный поселок Ложкино».
Очевидно, я бывала тут постоянно, потому что уверенно щелкнула брелоком, висевшем на ключах. Створки медленно открылись, я въехала на узкую дорогу, повернула направо, налево, увидела большой двухэтажный дом светло-песочного цвета, с темно-коричневой черепичной крышей.
— Муся приехала, — раздался крик.
От входа ко мне неслась девочка, крепенькая блондиночка, лет четырнадцати, странно похожая на подросшую Машку. Рядом бежали две большие черные собаки.
— Мать, — послышался голос Аркадия. — Сумки брать?
Сын, одетый в теплый бело-синий свитер, выглядывал из окна. У моего Кеши никогда не было такого пуловера.
Меня затошнило. Это явно мой дом, мои дети и мои собаки, но я живу не здесь. Мане всего десять лет, и у нас одна Черри. Хотя вот же она!
Помахивая хвостом, пуделиха обнюхивала сумки. Откуда ни возьмись вынырнула неизвестная девушка, худенькая, с карими глазами, и сердито заявила: — Зачем покупать мобильный, если не включать его!
У меня все завертелось перед глазами, вспыхнуло ярким огнем, потом погасло. Я вновь очутилась на кровати в реанимации, мокрая от пота, с трясущимися ногами.
Кучеренко во время сеансов частенько забрасывал меня в разные места, я рассказывала об этом раньше, но сейчас я очутилась в параллельной реальности самостоятельно и такие яркие видения не посещали меня до сего момента никогда.
На следующее утро меня перевели в палату. Встав на дрожащие лапки и засунув в карман халата болтавшуюся на резиновой трубке банку, я побрела в холл, к телефону. Следовало поблагодарить Кучеренко, который, бросив все дела и пациентов, прикатил в больницу, чтобы держать трусиху Груню за руку.
Трубку сняла его мать и спокойно сообщила:
— Его нет в Москве, две недели назад он уехал отдыхать в Таиланд.
— Когда он отправился в Таиланд? — ошарашенно переспросила я.
— Ну если точно, пятнадцать дней назад, двенадцатого мая укатил.
— И он не приезжал шестнадцатого числа? — оторопела я.
— Нет, конечно, — засмеялась она. — Зачем?
Я повесила трубку. Значит, во время операции около меня стоял фантом. На улице почти тридцатиградусная жара, а психотерапевт явился в шерстяной красной рубашке. Могла бы раньше сообразить, что он не настоящий. Кучеренко великолепный гипнотизер, и проделать такой фокус ему как плюнуть.
Не успела я оказаться в палате, как ко мне косяком повалили люди. Естественно, первой возле кровати очутилась Машка, ближайшая подруга детства. Она влетела в комнату, сжимая в руках трехлитровую банку с черной икрой, я не успела рта раскрыть, как Машка затараторила: — Значит, так, это надо слопать побыстрее, наворачивай половником.
Помните фильм «Белое солнце пустыни»? «Опять икра!» Вот, вот это про меня. Машка с непоколебимой решимостью впихивала в подругу рыбьи яйца. Я с тех пор шарахаюсь от икры в сторону, я наелась ею на всю оставшуюся жизнь. Но в своем желании поставить меня на ноги Манька была не одинока.
Засунув в меня граммов двести деликатеса за раз, Маня убегала на работу, ей на смену являлся Александр Иванович с кастрюлькой, в которой лежала слегка недожаренная телячья печенка. Никакие мои вопли и стоны на тему: «Терпеть не могу печень, никогда ее не ела и есть не стану», — на него не действовали.
Со словами: «Надо, Федя, надо», муж утрамбовывал в меня «лакомство» и уезжал на факультет.
Не успевал он выйти в коридор, как в палате возникал его ближайший друг, Вовка Цехновичер, вместе с женой, Катькой. Катерина специализировалась по рису с овощами, Вовчик выступал в роли кондитера.
— Ну-ка, — сюсюкали они, разворачивая свертки и вытаскивая банки, сначала риску, диетического, с морковочкой, а уж потом пироженые.
— Сам пек, — сообщал Вовка, — крем из рыночного масла с яичками, просто пух. Давай, Грушка, ням-ням…
Мой рост составляет всего один метр шестьдесят два сантиметра, я привыкла есть мало, кошачьими порциями, но ни Вовка, ни Катька, ни Машка не собирались меня щадить. И вообще все вокруг были уверены, что Грушенька должна есть как портовый грузчик.
Я давилась рисом, глотала пирожные. Вовка с Катькой умилялись, целовали меня и убегали.
Дверь тут же распахивалась, и появлялись другие посетители. Народ шел ко мне, как в былые времена в мавзолей к Ленину. Вся волокли жратву. Коллеги Александра Ивановича, его аспиранты, мои ученики и их родители. Из «Молодой гвардии» прислали ящик книг, соседи по дому приволокли кипу журналов, знакомые подруги, друзья приятелей… И каждый вливал в меня сок, впихивал фрукты, мясо, сыр, йогурты, салаты…Завершался день всегда одинаково. Появлялась Оксана в сопровождении кого-нибудь из своих сыновей, проводила ревизию в моей тумбочке и резюмировала:
— Хорошая еда, но без витаминов, на-ка немедленно ешь осетрину по-монастырски…