Записки блокадницы

Как хорошо жилось нам там на даче,
Какой нашли мы в Рощино приют,
Как рады были мы такой удаче,
Покой и радость обрели мы тут.

Участок дачи был на кромке леса,

В три яруса лесная благодать,
Кругом душистой зелени завеса,
И даже ягоду лесную можно брать.

Чертополох разросся на полянке,

Его с приветом от соседа принесло,
По-детски радостно он парашютики-семянки
Пускал по ветру, выйдя на крыльцо.

Какое было разнотравие вокруг,

Лекарства можно насушить, набрать
И все свои душевные недуги
Настоем этих травок снять.

Какие птицы — красота лесная —

К нам на кормушку собирались в сад
И о прилете песней возвещали,
И угощению был пернатый рад.

Семья ежей селилась возле дома,

Их угощали теплым молоком.
Кормушка рыжим белочкам знакома,
Бегут, нарядные, с пушистеньким хвостом.

Какое счастье быть с природой вместе

И этим прелестям ее внимать,
И слушать птичий гомон-песни,
И азбуку природы понимать.

Какие сосны были украшеньем,

Одетые в смолистые шелка,
И в непогоду нам давали утешенье,
Приветливо кивая свысока.

И лес и сад — все здесь перемешалось,

В единое содружество сплелось.
Как хорошо на воздухе дышалось
И в гамаке под соснами спалось.

И если ты устанешь очень-очень,

Уляжешься для отдыха в гамак:
Увидишь синь небесную средь сосен
И глаз от этого не отведешь никак.

Березки в ситцевых нарядных сарафанах,

Зеленые сережки распустив,
Служили ветхому забору как охрана,
Своими ветками его прикрыв.

Хозяин дачи был Иван Иваныч,

(Мы звали за глаза его — Мудрон),
Ходили «крепость» запирали на ночь
Или шутили — «в дырах бастион».

Ван Ваныч был хозяином хорошим,

Своих он дачников ничем не ущемлял
И все свои владенья, между прочим,
Он, как себе, вполне нам доверял.

Работал много он, умело и красиво,

Приятно было на него смотреть,
И даже туалет построил всем на диво,
Додуматься до этого не всем дано суметь.

Годами был он на восьмом десятке,

Но этих лет никто б ему не дал,
Бежит с портфельчиком — сверкают только пятки,
Он все дела исполнить успевал.

Работал на заводе до упора,

По магазинам бегал, высунув язык,
А дома жаждет тунеядцев свора,
Он их избаловал — обслуживать привык.

Зато жена на двадцать лет моложе —

Артистка по натуре и в делах.
Считал, занятия ей грубые негожи,
Таких, как Таня, носят на руках.

Татьяну голосом природа одарила,

Уменьем очаровывать мужчин,
Своими песнями она весьма пленила,
И не любить ее ну не было причин.

У жизни так кружилась в водовороте,

Поклонников имея целый рой,
И заносило часто в повороте,
И жизнь казалась просто неземной.

Но в жизни все приходит и уходит,

Всему имеется какой-то свой предел,
И люди есть, которые находят
На дне стакана жизненный удел.

Растили вместе Танину дочурку,

Один — в заботах, суете, делах.
Другая — без хлопот, пригубив чарку,
Жила себе в «лямурах» и мечтах.

Так год за годом быстро пробежали,

Очнулись вдруг — а дочь уж подросла,
И спохватились: как же мы не знали,
Как та однажды в табор забрела.

Цыгане цепко в дурочку вцепились,

Околдовали, обманули, увели,
И каждый год все новые на ней женились,
И всю семью в паучьи сети заплели.

Весь дом в цыганский табор превратился,

Обманом все украли, унесли,
И целый выводок цыганский расплодился,
И ничего поделать с этим не могли.

Цыгане быстро все к рукам прибрали,

Хозяйке что-то всыпали к винцу,
Домишко в Рощино продали
И все свели к печальному концу.

Остались лишь одни воспоминания

О бешено промчавшихся годах,
Но в памяти, как будто в заклинанье,
Осталось сердце в рощинских садах.

И прошлое, нахлынув вереницей,

Проходит строем в памяти моей,
И освещает будто бы зарницей
Соседей лица — милых нам людей.

Соседи слева — цитадель науки,

Семья большая, много там людей,
Там все ученые — и бабушки, и внуки,
Со званиями и без степеней.

Там жизнь течет по заданному руслу,

С подходами науки ко всему,
Все по характеру различны и по вкусу,
Ведь монотонность в жизни вовсе ни к чему.

Нам импонирует различие людское,

И к ним мы прикипели всей душой.
Там все по-доброму, там все мирское,
Как будто бы в республике другой.

Мы все их любим, очень уважаем,

Приятно было с ними время проводить,
На посиделки собираться вечерами,
В Карелию с экскурсией ходить.

Поклон вам, добрые, хорошие соседи,

Пусть Бог вам души ваши сохранит,
А память в этой письменной беседе
Меня к вам в Рощино на время возвратит.

Соседи прямо — там свои устои,

Там три сестрицы были во главе,
Семья большая, все размеренно, в покое,
Обед и карты на большом столе.

Ходили к ним мы мудрости учиться,

Там патриарший русский дух.
Три мудреца… а ведь могли ужиться,
Родная кровь, родная речь не режет слух.

Года прошли, и все переменилось,

На смену молодость старейшинам пришла,
И в южном вихре быстро закружилось,
И жизнь уже по-новому пошла.

Все русское пропало, растворилось,

И в доме все поднялось кверху дном,
И энергичное дитя родилось,
И все уже зациклилось на нем.

Руслаша — парень с карими глазами,

По скорости за ним никто не успевал,
Не лазал с детства по карманам за словами
И матом всех за пояс затыкал.

Все перемелется и встанет все на место,

И будет снова в жизни хорошо,
А что грядет — нам это неизвестно,
И возраст тоже к мудрости ведет.

Сейчас мы с Тимой часто вспоминаем,

Что пережили за пятнадцать лет.
Мы в мыслях часто в Рощино бываем,
А съездить снова — силы уже нет.

И как-то сразу все болезни навалились,

Скрутили нас в бараний рог,
А раньше по лесам носились
За ягодами, за грибами, не жалея ног.

Леса на перешейке — природы чудеса,

Цветущий вереск, белый мох,
Душистая еловая, сосновая краса,
Здоровьем наполняла каждый вздох.

Мы много времени в лесах перебывали,

Казалось, что здоровьем запаслись,
Но есть еще судьба — о ней мы забывали
И что года со скоростью неслись.

Так хочется, чтоб все вернулось снова,

Надежду будем сохранять,
Ну а пока лишь остается дома
Что сердцу мило вспоминать.