В Париже, у площади Согласия, близ моста имени Александра III через Сену, нас ждала Викки: - Не собираетесь ли вы снова навестить "Великую Германию"? Мне кажется, что по вас там уже давно скучают... - вместо предисловия шутливо спросила она и, заметив перемену на наших физиономиях, тут же добавила: - Уверена, что оккупанты вас ищут здесь, а не у себя... Опять она, Германия, будь она неладна! После всего, что было там, во Франш-Конте? Ужасно! Но Викки уже протягивала обоим направления в бюро набора на Кэ д'Орсей, а Мишелю - новую "карт д'идантитэ". К его фамилии приставили букву "е", и он теперь именовался "Зернин", русский по происхождению. Я с ехидной улыбкой стал разглядывать кислую мину новоиспеченного "сына русского эмигранта".
Кое-чему я его успел обучить, Был он способным, любознательным и прилежным учеником, быстро усвоил за время нашего знакомства простейшие русские фразы. Но произношение! Бог ты мой, какое варварское произношение! Ничего, на первый случай сойдет: многие здешние русские юноши, особенно дети малограмотных казаков, очень плохо владели языком родителей, каждое третье-четвертое слово было у них французским.
Я открыл одну закономерность: в изучении иностранного языка, как и в сохранении своего собственного, незаменимо знание песен, скороговорок, басен... Мишелю нравились русские песни, и он многие исполнял довольно удовлетворительно. Теперь-то я с полным правом смогу отомстить этому "русскому" за его начавшие мне надоедать подтрунивания над моим французским. Особенно над "л'оркестр", - словом с картавым "р": не получалось у меня картавить по-французски, хоть убей! А тут еще целых два этих треклятых "р"! Может, у меня глотка, язык, или что другое - откуда я знаю? - не так устроены! Вначале я здорово злился над его замечаниями, да за то, что он чуть ли не помирал со смеху... Потом вспомнил, что русские не могли произнести украинскую "паляныцю", и стал успокаиваться...
Итак, нам надлежало стать шоферами. - Шоферами?! - Да, немецкими шоферами. Идет набор в Берлинскую автошколу, и мы подумали о вас. Ведь Александр имеет некий опыт. Оба вы прекрасно знаете Берлин... Вот вам рекомендации. По указанному адресу предъявите их господину (Викки назвала фамилию чиновника), только ему. Мы еще не знаем, как всё это будет выглядеть. Важно другое: шофера будут работать здесь, во Франции. Строгий вам наказ: в Берлине ни в коем случае не возобновлять старых связей и знакомств! Это более, чем опасно! Я тоже порываю с вами. Но дружба наша продолжается: мы ведь делаем одно дело. Сейчас вы познакомитесь с вашим новым непосредственным руководителем. Итак, прощайте! И да хранит вас Бог!..
Викки вынула из сумочки платочек (видимо, условный знак), приложила его на секунду к щеке и стала удаляться. Не успел еще развеяться чудесный тонкий аромат парижских духов, как к нам подошел высокий, стройный мужчина в ладно скроенном костюме, богатырь с густой черной бородой "а ля Анри IV", в темных очках в толстой роговой оправе. Весь его вид заставил вспомнить шуточную французскую песенку:
- Анри Менье! - представился он. Внимательно нас разглядывая, краткими фразами он разъяснил, что именно нам в первую очередь надлежит делать. Предупредил, что видеться мы будем редко, лишь по мере надобности. Но он всегда должен знать, где нас искать. Последнюю, более подробную инструкцию он даст Мишелю, - "старшему группы", - сообщит, как держать с ним связь.
На этот ознакомительный разговор ушло не более трех-четырех минут. Встреча эта оказалась обоюдным знакомством. Утром следующего дня мы побывали на рю Гальера, в какой-то маленькой конторе и предъявили данные нам рекомендации, где указывалось, что мы - "достойны доверия" (подписаны они были незнакомыми нам фамилиями). И мы получили направление в бюро по трудоустройству на Кэ д'Орсей. Прошли медосмотр, подписали несколько разноцветных больших и малых формуляров-анкет, сфотографировались. До отправки в Германию осталось два дня.