Записки брюнетки

Меня принимают в «офисной» части здания клиники. Генетический анализ проводится здесь амбулаторно для всех желающих, даже для детей — чтобы родители знали, что может ждать их ребенка. Следует ли заранее начать ограждать отпрыска от всяких таящих в себе эйфорию соблазнов, чтобы чадо на них не «подсело»? Тех, кто принял решение избавиться от зависимости, лечат стационарно. Стационар находится в закрытом, изолированном крыле здания. Чтобы побороть зависимость, в нем следует провести не менее не менее 28 дней, таков базовый курс реабилитации. С пациентами работают психологи. Расценки в клинике очень высокие: почти 1000 евро в сутки! И при этом, как мне сообщают, на сегодняшний день клиника заполнена. И подавляющее число пациентов — игроки.

— После того, как в столице закрыли игорные заведения, это стало настоящей проблемой! — объясняет мне главный психолог клиники. — Нельзя недооценивать игровую зависимость, врачи считают ее аналогичной алкогольной или наркотической. Не зря окупаемость вложений в игорный бизнес сравнима с доходами наркодельцов. Лишенные возможности играть, игроманы испытывают внутренний дискомфорт, смятение, угнетенность, становятся раздражительными и нетерпимыми. И только возвращение к любимому занятию способно снять стресс. Эти люди готовы на все, чтобы вернуться в прежнее состояние. Вплоть до преступлений! Многие способны разрушить свою карьеру, бросить семью, близких — чтобы уехать туда, где можно предаться игре. И только те игроманы, которые понимают, в какой на самом деле находятся опасности, приходят к нам лечиться. Хотя чаще это происходит под давлением родственников. Мы раскрываем пациенту механизм любой зависимости, и это очень важно. Ведь игроман, оставшийся без казино и автоматов, не избавится сам по себе от своей пагубной страсти. Даже если он усилием воли не станет судорожно искать подпольные игровые залы, он просто сменит одну зависимость на другую.

— Это как? — интересуюсь я.

— Очень просто. Вместо игры он может начать пить, колоться или вести беспорядочную половую жизнь, меняя партнеров. Цель-то у любого зависимого одна — устроить себе выброс эндорфинов.

При помощи специальной палочки медсестра делает мне соскоб с внутренней стороны щеки, после чего просит меня явиться через 10 дней — для консультации по результатам с доктором-генетиком. Процедура отнимает у меня 1 минуту времени и 17 тысяч рублей. Я несколько разочарована: мне хотелось увидеть пациентов клиники и поговорить с ними. Осторожно интересуюсь, нельзя ли это сделать? Ссылаюсь на то, что испытываю порой непреодолимую тягу к игре. И, возможно, тоже захочу воспользоваться услугами заведения.

— Общаться с пациентами запрещено, — вмешивается психолог, — у нас строго соблюдается конфиденциальность. Среди наших пациентов есть очень известные люди, которые на слуху и на виду у всей страны. Да и кому хочется выносить свои проблемы на всеобщее обозрение? Пациенты платят такие деньги не только за профессиональную помощь, но и за свой комфорт и полную анонимность. Так что извините, поговорить можно только с уже выписавшимися. И то только при условии, что вы сами их найдете, и они пожелают с вами разговаривать.

После хорошего секса проигрывать не хочется

В окно я вижу прогуливающуюся по аллее сладкую парочку пациентов — он и она. Выйдя из здания, сажусь на одну из лавочек вдоль аллеи — в надежде дождаться, когда парочка поравняется со мной, и все же пристать с расспросами. Но бдительные охранники вежливо, но настойчиво провожают меня на выход. Однако журналистское счастье мне все же улыбается. Оказавшись за воротами клиники, я наблюдаю, как к ним подкатывает элегантная иномарка. Водитель распахивает заднюю дверь. Оттуда появляется импозантный мужчина лет 40–45 в дорогом костюме и направляется к калитке (въезд частных авто на территорию клиники запрещен).

— Извините, — останавливаю его я. — Вы мне не поможете?

— Чем могу? — любезно осведомляется незнакомец.

— Понимаете, я хотела осмотреть условия проживания в этом заведении, пообщаться с пациентами, чтобы понять, стоит ли за это платить такие деньги? Сумма-то выходит недетская! Сервис должен быть вне всякой критики. А они, — я киваю на офис, — говорят: не положено! Не надувательство ли это?

Я старательно строю глазки, всячески пытаясь вызвать расположение собеседника. Интуиция подсказывает мне, что он в курсе дела — и не обманывает!

— Да, персонал тут скрытный, у них инструкции такие. И это правильно! — лучезарно улыбается мужчина. — Но лично я не вижу смысла скрывать свои проблемы, поэтому извольте. У меня есть в распоряжении 15 минут, и я могу рассказать вам все, что вас интересует. Я выписался отсюда неделю назад. А теперь вот приехал забирать свою даму сердца.