Записки брюзги, или Какими мы (не) будем

Недавно в Германии, в Дюссельдорфе, я был трижды изумлен, хотя за границей бываю часто и удивить меня трудно.

Первый раз я изумился тому, что местный аэропорт закрывается на ночь: то есть не тому, что с 23.00 до 7.00 он не работает, а причине, по какой не работает. Ну, попробуйте догадаться сами – почему? Не выдерживает конкуренции с франкфуртским и мюнхенским хабами? За ночную работу нужно дороже платить? Как бы не так: потому, что местный бюргер желает ночью спать. И он так решил, и баста.

Второй раз потрясение вызвала перестройка старого порта под офисный район: туда пригласили оторваться молодых архитекторов. И они оторвались по полной: один офис – самые большие в мире часы, другой покрыт мятой сталью, третий облеплен резиновыми человечками – знаете, такими, что кувыркаются по стеклу. Но, опять же, потрясение вызвала не архитектура, а то, что архитекторов вскоре позвали опять: строить в районе офисов жилье. Немцы ужаснулись, что ночью офис-порт мертв, и теперь исправляются, строя рядом и дико дешевые, и дико дорогие квартиры, потому что когда все вместе – это и есть жизнь.

А третий раз я был сражен, когда мне показали резиденцию бургомистра. «А нельзя к нему заскочить на чаек?» – «Нет, он там не живет. Резиденция сдается бургомистру в аренду, а у него зарплата не такая, чтобы ее снимать. Так что он живет в своей квартире, а в резиденции проводит официальные приемы».

Чтооооо?!! Горожане – градоначальнику – за деньги?!

Испытав катарсис, я вернулся в Россию и, знаете, о чем подумал? Не о свойстве российских бургомистров ездить на «Мерседесах», смотреть на город как на источник денег и отгораживаться от тех, кто беднее. А о том, что правы историки, которые полагают, что выигрывает войну не тот, кто принимает капитуляцию, а тот, кто извлекает больше преимуществ из ситуации, в которой оказался в результате войны.

«Деловой Петербург», 2008

Мораль в борьбе с законом

Водители-новички, а также иностранцы с первых дней на дорогах постигают неписаную таблицу приоритетов.

Я сейчас не о явном позорище членовозов с мигалками – я о тайном. О том, что джип главнее седана. Что BMW главнее «Жигулей». Главных надо пропускать – иначе подрежут, спихнут, создадут аварийную ситуацию.

Это хамское хвастовство статусом принято объяснять ростом демонстративного потребления (и, как следствие – поведения), то есть болезнью роста капитала. Однако, на мой взгляд, все печальнее. Дело в русской ментальности, где мораль (неважно, какая) имеет приоритет над законом.

Возьмем транспорт общественный. В англосаксонских странах действует правило: сидит тот, кто первым вошел. Уступать место не требуется ни старику, ни ребенку (для них зарезервированы отдельные места). Никто и не уступает: иначе придется выяснять, у кого больше моральных прав – у набегавшейся студентки, мужчины с мениском или скаредной дамы, экономящей на такси.

В России неписаная норма требует уступать место женщине (а как же писаное равноправие?), пожилым (а пятьдесят пять – это пожилой?), и все дико обижаются друг на друга, поскольку трактуют неписаное по-своему. Но ровно то же и с автомобилями.

Вот почему я вздрагиваю, когда в России заходит речь о морали: она обычно используется для прикрытия глупостей и гнусностей. По мне лучше, когда в обществе торжествует не мораль, а закон. По крайней мере, при торжестве закона в Лондоне я нередко сижу в метро. А в Питере только стою, даже в пустом вагоне: чтобы зашедшие пассажиры не породили конфликт разными пониманиями моральных требований.

И так вот стоять – для меня выход.

Как жаль, что эту логику не разделяют мои соотечественники, предпочитающие автомобиль.

«Деловой Петербург», 2008

Так вот о чем все так мечтали

Когда на твоих глазах гибнет человек, испытываешь сложные чувства – от бессилия до мгновенного постижения сути русской действительности.

Вот как оно все было.

Когда ночь одиннадцатое июня перевалила на двенадцатое, то есть на День России, под окнами квартиры на улице Воскова (до революции – Белозерская, Петербург), где я сидел, раздались визг резины и удар по металлу. Я вскочил на подоконник. На дороге лежал без движения парень. Рядом валялся велосипед. За угол со свистом удирали два черных автомобиля.

Эту ночь белой не назвал бы и романтик – после ливня тучи висели низко, но фонари, как обычно в период белых ночей, не горели. Машинально отметив, что шлема на парне нет, я рванул к телефону и стал набирать «03». Жена с сотового набирала милицию. «Скорая» была беспробудно занята. В милиции не брали трубку. Прошла минута, вторая, третья. Занято, не брали; занято, не брали.

Я подбежал к окну и крикнул притормозившей машине, чтобы перед парнем (или уже телом?) выставили знак аварийной остановки – в темноте его запросто могли переехать. Затем откуда-то появилась машина ДПС. Еще минут через десять из темноты неслышно вынырнула и «скорая». Парень, слава богу, стал приходить в себя, его увезли.