Записки брюзги, или Какими мы (не) будем

Я бы мог сказать «да», ибо большинство выбирают именно малое время, а следовательно, для большинства притягательней домострой.

Я мог бы сказать также, что ни один выбор не гарантирует результата, ибо вместо большой истории можно вляпаться в историю отношений, как, типа, Иван Иваныч в борьбе уел Ивана Никифорыча, да и погореть вместе с Никифорычем, – это будет третья правда, причем не противоречащая первым двум.

Но самое разумное, по-моему, полагаться все же на ощущения. На почти осязаемое, свинчаткой, нерефлексивное, straight, обретение жизнью веса вне зависимости от времени, в каком ты оказался, и действия, какое ты производишь в своей жизни. Будь то разбитый дачный газон или неприятельская разбитая армия. Где-то на этом уровне времена смыкаются. Большое Время тогда сбрасывает шелуху персоналий, а частный запрос формирует историческую тенденцию.

То внутреннее усилие, которое только и отличает человека морального от человека аморального, а нравственный ум от циничного ума, и надлежит, собственно, направлять на превращение заурядных, серых, никаких, скучных, посконных, пустых явлений в обладающие весом вещи, предметы, явления первого ряда.

Внутреннее усилие и внешнее действие, являющееся продолжением этого усилия, – вот то единственное, что придает жизни вес, то есть смысл. Это очень просто, и вы, быть может, разочарованы, что потратили время на чтение этой морализаторской колонки.

Но другой морали у меня для вас сегодня нет.

2003

Строгие юноши. Возврат к норме

Возможно, наступает время, когда право быть несерьезным придется отстаивать. Когда за двусмысленность придется отвечать. Старый коктейль (совки + стебки) выпит. Прошло даже похмелье. В новом времени цитата «душа обязана трудиться» может восприниматься как призыв.

Бля!..

Еще точнее: бля, бля, бля!..

Ненавижу тех, кто обожает миддл-класс. То есть себя, ибо сам его пестовал и ублажал, и вот ныне класс завоевал страну, и мне скучно, как Фаусту, зовущему Мефистофеля.

Бля! – я не ругаюсь, я вою.

Бля! – все помеченное знаком усредненности, нормы, есть лютая тоска, и отнюдь не Пуччини (да и норма – не Беллини). Differences make differences. Основное правило в театре жизни – «Больше!», как справедливо заметил гуру постиндустриальной эры Джон Перри Барлоу. «Больше, бля!» – если уж быть точным.

Энтропия, стремление к среднему – удел покойников. Жизнь буйна и левиафански избыточна, ей необходимы разные заряды полюсов, второй и третий смысл, за которыми – бездна. Отсутствие дна так пугает домашних резонеров, благоразумных слабаков. Тех, кто боится признать, что противоположность истины тоже истинна, что «Бога нет» столь же серьезно и важно, как и «Бог есть». Всех этих нелюбопытных недоучек, никогда не открывавших Канта, а если и открывавших, то не воспринимавших «Критику чистого разума» в банальном, прикладном к своей жизни смысле…

Так вот, все это – и миддл-класс, и Канта, и Барлоу, и блядей – я поминаю лишь потому, что вы этот текст прочитаете после марта 2004 года, когда президентом России перевыберут Путина.

Причитания по поводу угроз демократии мне (надеюсь, и вам) не интересны. В отличие от хода истории.

Путина непременно перевыберут, потому что те, кого вконец измотала неустойчивость, нестабильность, двусмысленность, нашли фигуру объединения. Слабаки прикрылись царьградским щитом. Они же там талдычат про имперский путь. Еще б: империя вечна, она империя даже после крушения, но про крушение можно и забыть.

Я непонятно говорю, да?

Тогда еще раз: в России завершается эпоха, начавшаяся при ветшающем Брежневе. Заканчивается параллельное существование отчаянных циников и трусливых любителей правил, седоков на трех стульях – и сторонников однозначности табуретки. Вторые победили. Эпоха, когда единственным способом выжить было умение одновременно утверждать и обгаживать – завершена.

Завершается время, адекватной формой которого в личной жизни была ирония, в публичной – стеб, в искусстве – постмодернизм. Досыпался песок, из которого дозволялось лепить любого горбатого.

Проигравшие интересны разве что историку: кого привлекут постаревшие фрики? Победители не интересны и подавно: они – пресловутый «устойчивый балласт», он же средний класс, надежный и тупой, как мешки с песком в трюме.