Ресторан был сомнительной кошерности, но Йоселе принципиально не ходил в суперкошерные заведения, а рав Мордехай прекрасно помнил старинное хасидское изречение о том, что даже самый святой праведник в течение жизни съедает хотя бы маленького поросеночка…
«…Так вот, с головой у него, конечно, не очень в порядке, но он наш, наш человек…» – заключил рав Мордехай, расправляясь с остатками жареного мушта[6]
. Йоселе ничего не ответил, наверно потому, что в этот момент допивал свое пиво, но по слегка отстранившемуся взору было понятно, что жетон благополучно упал в соответствующую прорезь и где-то там, за старомодными роговыми очками, колесики арифмометра пришли в безошибочное движение…Полгода спустя в колонии строгого режима, расположенной в городе Н. Тверской губернии, случилось чрезвычайное происшествие. Перед самой вечерней поверкой на здание тюремной канцелярии с библиотекой упал метеорит и вызвал небольшой, но просто идеальный пожар: все здание выгорело дотла. На перекличке недосчитались заключенного И. Х., незадолго до того за ученость и примерное поведение назначенного библиотекарем с привилегией сидеть в библиотеке допоздна. Тело его на пожарище так и не было обнаружено, но начальник колонии решил не огорчать и так расстроенное руководство такими мелочами.
Четвертый секретарь израильского посольства в Москве лично убедился в том, что огромный сундук с диппочтой благополучно загрузили в чрево самолета «Эль-Аль», и, осторожно неся спину, вконец поврежденную сумасшедшей скачкой по тверским проселкам, направился к машине…
Еще только один год здесь, а потом перевод в какое-нибудь спокойное место с мягким климатом… Куда-нибудь в Колумбию.
Книга фраз и миниатюр
У врачей, не сбежавших вовремя в какой-нибудь немедицинский бизнес, постепенно отмирает фантазия. За ненадобностью.
Не далее как вчера я написал российскому интеллигенту, что он антисемит. И он
…Это бывшие художники, возвышенные из относительного ничтожества в тот момент, когда запасы адреналина и тестостерона, необходимые для творчества или хотя бы шалопайства, иссякли, и в ответ на мобилизационное предписание Аполлона, призывающее их к священной жертве, им уже предъявить совсем нечего, кроме поникшего органа творчества.
Процесс старения имеет одно неоспоримое преимущество – с моим возрастом категория молодых женщин становится все шире и шире.
О реализме в искусстве: «Коллеги, вы в самом деле хотите, чтобы я еще раз увидел действительность, теперь уже за свои деньги?»
Ротонда на карибском курорте для совершения бракосочетаний. Туда ведет только одна довольно узкая дорожка, и со всех сторон – ров с водой, замаскированный под экзотический бассейн с лилиями и аллигаторами. Поздно, значит, поздно…
Память работает как центрифуга – она отжимает и выбрасывает пустые вечера, унылые уик-энды и бесцельно прожитые годы, и остается концентрат счастливого детства, кипучей молодости и плодотворной зрелости.
Число детей, зверей и гостей в доме достигло такого уровня, что для того, чтобы побыть наедине с женой, приходилось уезжать в мотель, снимать комнату на вечер и регистрироваться под чужим именем.
Саня (три с половиной года): «Когда я была большая, я любила папино пиво».
Бывают же причуды памяти…
Медицина – дело мутное. И только поэтому мне до сих пор платят зарплату, а не заменили меня на дрессированный арифмометр.
Я, наверно, происхожу не от обезьяны, как все приличные люди, а от белки.
Собираясь погулять по Нью-Йорку, поехать на два дня с палаткой на озеро, переехать на жительство в другую страну, я лихорадочно рассовываю деньги, документы (в бесчисленных копиях), батарейки, солонки, носовые платки по разным карманам, кошелькам, сумкам и чемоданам. На всякий пожарный, медицинский и геополитический случай.
И нахожу это все не тогда, когда надо (то, что на самом деле оказалось надо, я благополучно забыл дома), а лет через пять при ремонте жилища, переезде в очередную страну или при какой-нибудь еще катастрофе глобального масштаба.
Так вот, доктор, это следует лечить или пройдет само?
Впервые песнопения шакалов я услышал недалеко от ливанской границы и был совершенно уверен, что население ближайшей деревни оплакивает уход дорогого человека, но тут мимо меня в направлении от источника горестных звуков рысцой проскакали кибуцные коровы, до того мирно пасшиеся в негустых зарослях кустарникового дуба, и случившиеся рядом лесники открыли мне истину.
Я человек, ушибленный еврейским воспитанием, и, наверно, поэтому ребенок, прыгающий босиком по особо глубокой, холодной и грязной луже, а потом моющий в той же луже голову, не вызывает у меня никаких позывов употребить родительскую власть.
Есть страны, в которых государственная статистика генерирует не данные, а поздравления гордому народу и его мудрому руководству.