Записки человека долга

Ладно, думаю, в случае чего у меня и свидетель этого разговора имеется, вот он, старший лейтенант Петров, с которым у меня очень даже неплохие отношения. Подтвердит, что это было не мое самоуправство, а дельное предложение Сидорова. Подтвердит, в кустики не шмыгнет, должен соображать, что ежа в случае чего будем получать оба…

– Ладно, – сказал я. – Коли уж ты твердо уверен…

Дальше было совсем просто. Перед тем как идти инспектировать взвод, я послал порученца на машине в соседний городок, в штаб танкового полка – уж у них-то в ремонтных мастерских хватает мастеров по металлу. Проинструктировал его соответственно: в подробности не вдаваться, намекать на особую важность нашей группы и нашего задания. В конце концов полк – это всего лишь полк, а мы представляем армейское управление СМЕРШа. Свои особисты в полку должны быть, поддержат как пить дать. В конце концов мы у них не танк с боезапасом просим, а всего-то парочку толковых слесарей с ножовками по металлу… Не бог весть какое одолжение.

Оказалось, рассчитал я все правильно. И порученец был толковый, и у него все прошло без сучка без задоринки: минут через сорок, когда я давно закончил инспектировать внешнюю охрану, он прикатил с двумя ребятами в замасленных комбинезонах и с увесистым ящиком с инструментами. Танкистов я с ходу заставил снять свои прохаря и переобуться в шлепанцы. Они особо не крутили носами и не фыркали: видели, что и мы трое в шлепанцах. Они, конечно, первым делом уставились не на решетку, а на нашу красавицу, языками поцокали. Один спрашивает:

– Товарищ капитан, к нам домой, в музей повезете?

Я говорю:

– Угадал, сообразительный.

– И правильно, – говорит он. – Мало, что ли, они у нас пограбили?

Тут им все как бы стало ясно, решили, что мы – обыкновенная трофейная команда, разве что с уклоном в искусство. И занялись решеткой. Ребята оказались сноровистые и окончили меньше чем за час. На последнем этапе пришлось особенно постараться: мы эту решетку, когда танкист распиливал последние прутья, держали в восемь рук, чтобы, не дай бог, не обрушилась на паркет. Уж тут его так поуродовало бы, что был бы мне не один еж, а целая стая.

Сразу встал вопрос: куда ее теперь девать? Подвал, я забыл упомянуть, был заперт и опечатан на три печати. Никто нас не посвящал в такие тонкости, но мы-то сразу смекнули, в чем дело: у такого фон-барона просто не могло не быть богатого винного погреба и вряд ли он его вывез: на его месте вином я бы занимался в последнюю очередь. Вот и обезопасили, в первую очередь от нас, что было со стороны начальства весьма предусмотрительно: уж бутылочку-другую мы непременно оприходовали бы, благо они, как и оставшиеся в доме безделушки, наверняка не сосчитаны по горлышкам, да к тому же там должны и бочки стоять. Я к тому времени видел пару-тройку немецких винных подвалов: непременно должны быть бочки, а уж содержимое бочек, сами понимаете, не проконтролируешь никак.

Оставлять в доме эту штуковину тоже не стоило: мало ли какие претензии возникнут у начальства? Если уж нам и копеечной лампочки разбить нельзя… Недолго думая, поступили незамысловато: впятером выволокли ее на улицу, а там я позвал солдат и велел отволочь ее за пределы объекта, на зады, к сортиру, да и бросить там. Тяжеленная была, зараза, все руки отмотала.

Ну по завершении работы я налил «копченым» по полному стакану из нашего НЗ – в армии не всегда стоит на голых приказах выезжать, иногда нужно и по-человечески. Они уехали довольные, а мы втроем принялись убирать металлические опилки, со всем прилежанием и тщанием. Подмели все до крупиночки, ссыпали в кульки из газет, выкинули их в мусорный бак на кухне. Вот теперь можно было не спеша изучить табличку. Она так покрылась окисью и чернотой, что пришлось буквально становиться на карачки. Ну, это нетрудно, интересно ведь…

Буквы оказались не готические – обыкновенный латинский шрифт, выгравированный, сразу видно, хорошим мастером. Буквы раскудрявлены завитушками. Две строчки, которые мне на всю жизнь в память врезались:

La belle Catarina.

Karlo Kodarelli. Florentia. A.D. 1604.

Я моментально перевел в уме. Уточню, как у меня обстояло с языками. Немецкий я, не хвастаясь, знал весьма неплохо, а потом кое-как освоил и разговорный польский: мы шли через Польшу, пришлось работать и там. Других я не знал. Но опять-таки благодаря моим жизненным обстоятельствам и воспитанию… Короче говоря, знал по десятку-другому слов из самых распространенных языков, мог отличить английский текст от французского. А здесь, нечего и гадать, был итальянский. Мой дядя, отлично знавший немецкий и французский, всю жизнь жалел, что у него так и не хватило времени выучить еще и итальянский. Говорил: во-первых, очень красивый язык, мелодичный, певучий, а во-вторых, гораздо легче учиться на нем читать, чем на других западноевропейских: как пишется, так и читается. Польский и то в этом плане сложнее – ну, вы сами знаете.