Все попытки оправдать войну России с Германией не выдерживают никакой критики. Славянский вопрос и помощь погибавшей Сербии? Но какая же это помощь, если, спасая трехмиллионное государство, гибнет целая нация в сто восемьдесят миллионов человек. К тому же Сербия все равно не была спасена, она была раздавлена.
Профессор Милюков все время носился с Дарданеллами[252]
как с одной из главных задач войны с Германией. Ну и что же, достигла Россия этой своей задачи? Я уже не говорю о несоизмеримости этих величин: мировой войны с миллионами жертв и турецких проливов.Удивительно, как туго проникают в народное сознание новые мысли, хотя бы и бесспорные и ясные как аксиомы. Уже один исход войны и те ужасные последствия, которые она вызвала в России, казалось бы, воочию должны были убедить, что война с Германией была колоссальной ошибкой русской дипломатии. Но стадное чувство доселе живет в умах толпы, которая все еще твердит, что союзники – наши друзья, а немцы – наши враги. Конечно, после объявления войны немцы стали неприятельской страной для России, и было бы странно полагать, что и на войне они будут соблюдать русские интересы. На войне все средства дозволены. Немудрено, что и немцы всеми средствами вредили России: они пустили к нам большевистскую заразу, хорошо зная, с кем они имеют дело и какую благодатную почву среди русского невежества найдет эта бредовая идея и проповедь грабежа и безделья. Они добились разложения русской армии, добились революции в России и тем вывели ее из войны. Они добились разложения самой России, потворствуя сепаратизму и федерализму обезумевшего населения.
Россия погибла. Но ведь это была война. По существу же, Германия, как бюджетная наша соседняя страна, более двухсот лет работавшая с Россией, не может быть нам враждебна, ибо, кроме России, ей неоткуда получать сырье и некуда сбывать свои товары. Здесь для России нет ничего обидного или унизительного; достаточно вспомнить, какого величия, какого могущества достигла она за эти двести лет. Недаром величайшие государственные умы и России, и Германии дорожили и настаивали на этой обоюдной дружбе.
Говорят, что Россия в своих торговых договорах несла подчиненное положение. Но если это и замечалось, то вовсе не из-за высокомерия Германии, а только потому, что промышленность и культура Германии были выше русских. Такой уж экономический закон, что высокая культура подчиняет себе низшую. И кого бы ни поставить на место Германии, будь то Англия или Франция, все равно торговые договоры России займут подчиненное положение, ибо в России нет промышленности, Россия нуждается в заграничных изданиях, что особенно ясно показали война и большевистское владычество.
Культура всегда берет верх, и за примерами ходить недалеко: давно ли подвластная России Финляндия была совершенно независима экономически от метрополии благодаря более высокой своей культуре. Не без выгоды сбывала она в Россию свои товары – бумагу, сарпинку, мебель, изразцы и пр., совершенно игнорируя русские изделия, даже столь дешевые и добротные, как русский ситец, сахар, пиво. Немецкие экспортеры за двести лет изучили Россию вдоль и поперек; изучили ее рынки, ее требования, ее вкусы; применились к русским условиям спроса и кредита; изучили русский язык. Словом, они сжились со своей соседкой.
За время войны некоторым русским фирмам пришлось обратиться к английскому и американскому рынкам, и сразу оказалась масса недоразумений: потребовали оплату заказов вперед, да еще в английской валюте, самой дорогой; заказы опаздывали к русской навигации, монтеры не понимали русского языка и пр.
Для России необходимы были тесные торговые сношения именно с Германией, а не с Англией и не с Францией, ибо французские товары ей не нужны, у нее этих товаров большое изобилие на юге – в Крыму, на Кавказе, в Туркестане; что же касается английских товаров – машины, ткани, стальные изделия и пр., то они и в мирное время были нам не по карману. Остаются товары американские и японские; но недаром говорится: «за морем телушка – полушка, да рубль перевозу». Не проще ли перевезти немецкий товар через границу, тут же, рядом, нежели тащить его за тридевять земель из-за океана? Во имя чего? Что американцы или японцы – наши друзья? А что было в 1904 году и как тогда звучала эта формула? Если Япония с тех пор успела превратиться в нашего друга, то чего вообще стоят все эти политические формулы, несущие с собой мир и любовь?
Германия при всем своем экономическом и культурном превосходстве никогда не трактовала соседям русскую державу как меньшую, наоборот, всегда относилась с чувством уважения и дружбы в самые тяжелые ее исторические моменты.