Читаем Записки датского посланника при Петре Великом, 1709–1711 полностью

По возвращении (на «Ферэ») шлюпки, отвезшей (Дикманна), я приказал прибавить парусов и продолжать путь на Нарву. Тогда командующий фрегатом, шведский премьер-лейтенант Ионас Скрув, сам прибыл ко мне на судно. Сказал он то же, что и его лейтенант, ввиду чего я и ему предъявил свой паспорт, с которого (вдобавок) дал ему точный список за моей подписью. (При этом) я заверил и его, так же как сделал это относительно его лейтенанта, что судно (наше) остановится только на нарвском рейде и что по свозе на берег моих людей и вещей оно тотчас же пойдет обратно в Копенгаген. Вдобавок я заверил (премьер-лейтенанта Скрува), что на (нашем) судне нет ничего, что могло бы (послужить) к усилению царя в ущерб шведам или что назначалось бы для содержания либо вооружения (русской) армии; (что), с другой стороны, (на нем) нет ни одного царского офицера или подданного, а также никого, кто желал бы сделаться таковыми. Если он мне не верит, пусть сопровождает меня на своем фрегате на нарвский рейд, и там при выгрузке моих вещей я предоставлю его шлюпке держаться на расстоянии ружейного выстрела от (нашего) судна, дабы (он мог) убедиться, что (в данном случае) не скрывается никакого обмана или хитрости. Я выражал также готовность, в случае если (Скрув) не верит моим словам, выдать (ему) на этот (предмет) письменное (удостоверение). Далее (я) объяснил ему, что (если) король шведский препятствует морскому сообщению с Нарвой, (то делает это) единственно затем, чтобы не допускать усиления неприятеля через подвоз оружия или военных припасов, а что (наш) корабль ничего подобного с собой не (везет) и потому не подлежит задержанию. Со своей стороны (Скрув) утверждал, что должен следовать (полученному) приказанию и воспрепятствовать (продолжению нашего) путешествия. На это я сказал, что, если ему угодно и если он считает то соответствующим полученному им приказу, он может стрелять по (нашему) судну. Тут он поехал назад (на свой фрегат), а я, велев вторично поставить паруса, продолжал путь к Нарве. Курс (держали) на восток; ветер был SSW и S.

Когда судно (наше), несколько отставшее вследствие уборки парусов, (снова) поравнялось с (фрегатом), (Скрув) опять (приказал) выстрелить по («Ферэ») боевым выстрелом, (но) снаряд (в нас) не попал. Распорядился ли он относительно промаха (нарочно, или таковой случился по вине того, кто направлял орудие), мне неизвестно. Затем (Скрув) снова прислал (к нам) на судно своего лейтенанта, велел через него сказать, что выстрелил (он) снарядом, желая предупредить нас, что если ему не удастся убедить нас вернуться (добровольно) или зайти с ним в порт (и ждать там) получения им дальнейших приказаний от его адмирала, к которому он пошлет лодку, то он силой и неприятельскими действиями помешает нам идти в Нарву; при этом (лейтенант) показал инструкцию (Скрува), подписанную за отсутствием адмирала Анкарстьерна вице-адмиралом де-Пру[57].

(Я отвечал), что общаться со мной долее излишне, что боевыми выстрелами (Скрув) проявил относительно меня, как посла, враждебные действия и таким образом поступил против закона, свято и нерушимо соблюдаемого всеми народами, и что я все-таки намерен продолжать путь, (хотя бы пришлось подвергнуться) его (залпу) всем бортом. С этим ответом лейтенант уехал. Затем мы снова поравнялись с («Волгастом»), причем нас спросили с него, не хотим ли мы нарушить мир. (Мы) отвечали, что нарушаем мир не мы, а он, уже стрелявший (по нас) снарядами, так что от его усмотрения будет зависеть продолжать (по нас) стрелять, если (то) доставляет ему удовольствие, или же прекратить (эту стрельбу). (Скрув), прислав (к нам) опять свою шлюпку, велел в последний раз передать, через своего лейтенанта, что если я добровольно не соглашусь вернуться, он силой помешает продолжению (нашего) путешествия; (но) тут ветер, который, начиная с полудня, время от времени стихал, сменился штилем, пасмурной погодой и дождем (и под конец обратился) в совершенно противный, так что при нашем положении, между рифами, обоим нам предстояли другие заботы, дальнейшие же переговоры друг с другом (пришлось отставить). В 6 часов (мы) вынуждены были поворотить оверштаг назад; затем в течение часа или WSW, наконец, чтобы не сесть на мель, должны были встать на якорь. Встали между рифами, на глубине 13 сажен, близ прибрежного местечка, называемого Wirky. Ночью (шведский фрегат) стоял на якоре в расстоянии двух-трех пушечных выстрелов от меня. (Еще) в сумерки, (когда мы) стояли на якоре, (к нам) прибыл (его) унтер-лейтенант (и) еще (раз), от имени своего капитана, просил меня изменить курс, ибо в противном случае, (говорил он), мне помешают силой. При дальнейшем разговоре со мной лейтенант сознался, что (как) ему (самому), (так) и его капитану было заранее известно о моем прибытии.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии