Записки динозавра

– Вы спрашиваете, Тамара Григорьевна, кто же он такой, этот Трифон Дормидонтович? Да вот же он! Собственной персоной, легок на помине! – распаляется Андрей Иванович, указывая трудовой книжкой на забытого всеми Степаняка-Енисейского, который пешочком возвращается из Дома ученых и опасливо обходит Андрея Ивановича.

– Жизнь и деятельность трифоновдормидонтовичей мне глубоко интересна, как типичное явление современности! – гремит Андрей Иванович на все Кузьминки. – Их жизненная цель – ничего не делать, но делать видимость. Крысы! Они пробрались везде и всюду – в сельское хозяйство, на производство, в науку и так далее. Я их терпеть не могу, этих болтунов и показушников!

– Що то з ним? – спрашивает полтавский сержант у синей дамы, выглядывая из гостиницы на шум.

– В милиции трифоныдормидонтовичи тоже есть! – немедленно отвечает сержанту Андрей Иванович. – Я это говорю с полной ответственностью от имени рабочего класса, хотя трифоныдормидонтовичи есть и у нас – всякие там передовики-хитрованы. У меня глубокий антагонизм к трифонамдормидонтовичам! С пятнадцати лет я объявил им войну, но воз и ныне там. Нет, я не устал, ни один из них не прошел через меня, я их всех подорвал… Но рядом? Но по бокам? На флангах?

– Та що то з вами? – смеется сержант. – Йдiть додому зi своєю жiнкою.

Степаняк– Енисейский подкручивает пальцем у виска и прячется в логово гостиницы от греха подальше.

– Не перебивай меня, сержант! – не может остановиться Андрей

Иванович. (Похоже, что возбуждение от драки пришло к нему только сейчас, а я, грешным делом, подумал, что доктор Гланц подлечил Андрея Ивановича медицинским спиртом). – Ты пользуешься испытанным методом трофиновдормидонтовичей – перебиваешь оратора вопросами. Крылов говорил: «Один дурак может задать столько вопросов, что и десять умных не разгребут». Уж сколько раз твердили миру, а сержанты все равно перебивают. Собрались загробить «Науку и мысль» и думают, что простой рабочий не разберется в их дрянной психологии. Пишут в ЦК телеги, спрашивают, какой экономический эффект от журнала… Отвечаю: с помощью «Науки и мысли» разогнаны пять крупных НИИ и два министерства – а безработицы, как видите, не случилось. Это ли не экономический эффект? Какие еще вопросы?

Вопросы, может, и есть, но царица Тамара, вняв совету сержанта и разгадав психованную натуру Андрея Ивановича, берет инициативу на себя и тащит его к греху поближе в свое однокомнатное гнездышко по ту сторону пустыря с трубой.

39

Вот, вроде, и все. Наступает последний акт этой обстракции. Сейчас я включу свет и – с Богом, начну заканчивать.

Что я еще не сделал?

Прячу наган под подушку. Когда за мной придут, ружье должно выстрелить.

Что я еще забыл.

Завещание.

Задергиваю шторы, включаю свет и начинаю искать достойный для завещания клочок бумаги – все же, за неимением гербовой, на туалетной не пишут… Ничего подходящего не нахожу и пишу завещание мелким почерком на листке от 29 февраля, прямо под новосибирским телефонным номером Президента. Листок найдут на мне и ему доложат, заверять у нотариуса не нужно.

Пишу, чтобы после моей смерти главным редактором моего журнала назначили Михаила Федотовича Чернолуцкого, а его заместителем – Олега Павловича Белкина. Веревку у Дроздова конфисковать, и пусть работает. Пишу, чтобы Павлика отпустили на волю с моим списанным «ЗИМом» впридачу, а мой персональный японский компьютер стоимостью в двенадцать тысяч инвалютных рублей передали из подпольных апартаментов первоиздателя Лыкина в собственность «Науки и мысли». Все остальное – Татьяне.

Правда, документа об ее удочерении у меня нет, но об этом – молчок.

Об этом даже она не знает. Все подтвердят, что она всю жизнь приходилась мне внучкой.

Подчеркиваю телефонный номер и дописываю: «Передать Президенту».

Такова моя последняя воля.

Прячу листок в карман, усаживаюсь в кресло и просматриваю статью о зубной боли профессора Степаняка-Енисейского. Как я и предполагал, Дроздов надул-таки Енисейского и проиграл ему в очко забракованный черновик. Придется сидеть и делать вид, что читаешь журналы. Так надо: сидеть и делать вид, что тебе интересно читать журналы, хотя в них ничего интересного нет. Насчет жития Перуна в Древней Греции мы уже читали. «Человечество и прогресс» побоку, на нем колбасу резать. Второй, академический, пусть читают академики. Листаю третий журнал, самый легкомысленный, и нахожу в нем переводную статью какого-то графа Водзорда, где высказываются соображения об авторстве и подлинности «Слова о полку Игореве»…

Не люблю, когда иностранцы лезут в нашу историю (равно и наших лаптей, лезущих в чужую), но читаю.