Напряженная работа Научно–исследовательского института инженерной техники, лабораторий и конструкторских бюро дала положительные результаты: появились опытные образцы вполне современных противопехотных и противотанковых мин.
Иначе обстояло с минами замедленного действия. В истории войн редки случаи, когда новое боевое средство быстро признается и вводится в действие в большом количестве. Зато часто бывает, что новое боевое средство, даже успешно примененное в ограниченном количестве, не раскрывает всех своих возможностей. Это позволяет маловерам и консерваторам относиться к нему скептически.
Так получилось и с МЗД. Они появились и были успешно применены в первую мировую войну. Но количество их исчислялось буквально единицами. Ясно, что при этом нельзя было выявить все возможности таких мин. И хотя советские минеры–энтузиасты создали весьма «умные» МЗД, серийное производство их налажено не было.
Маршал Кулик и некоторые другие руководители Наркомата обороны, распоряжавшиеся выделением средств и лимитов, принадлежали как раз к той категории лиц, которая примитивно толковала положение Полевого устава о том, что в случае агрессии империалистов «войну мы будем вести наступательно, перенеся ее на территорию противника». Считалось, что на своей территории воевать нам не придется. А на чужой стороне нам партизаны не нужны. Кроме того, нас спасет авиация.
Я уже говорил о существенных недостатках инженерной подготовки приграничной полосы к отражению вражеского нападения. Пытаясь выправить положение, начальник ГВИУ предложил использовать старые приграничные крепости и создать зоны заграждения.
Но это предложение так и не приняли. Ни к чему, мол!
Еще хуже дело обстояло подготовкой партизанской войны на случай вражеского нападения. Большинство подготовленных нами партизан, особенно партизан–диверсантов — исчезли. Они были репрессированы в 1937. Никто разработкой специальной диверсионной техники не занимался. И постановки вопроса о создании такой техники не стояло.
Если бы теперь уделяли такое внимание партизанам, какое уделялось в конце 20–х — 30–х годов и сохранились подготовленные кадры, то наши партизанские отряды были бы в состоянии отсечь вражеские войска на фронте от источников их снабжения в самом начале войны.
Помнится, я обратился к начальнику Управления военно–инженерной подготовки ГВИУ полковнику М. А. Нагорному. Речь шла об осуществлении мероприятий по всесторонней подготовке заграждений на большой глубине вдоль новой границы.
— Прошу вас, никому ни слова об этом, — озабоченно сказал Михаил Александрович. — Разве вы не знаете, что организация складов минно–подрывного имущества и подрывных команд вдоль границы связана с именами Тухачевского, Уборевича, Якира и других им подобных?
Но и после этого внушения я не мог молчать. Решил обратиться к А. Ф. Хренову. Аркадий Федорович, как обычно, выслушал меня внимательно. Но по мере моего доклада и на его лицо не раз набегала тень тревоги.
Из беседы я понял: начальник ГВИУ разделяет мои опасения, но не все, к сожалению, зависит только от него…
Осенью 1940 года обстановка на западной границе стала еще более тревожной. 27 сентября был заключен Берлинский пакт между Германией, Италией и Японией. 12 октября гитлеровцы вступили в Румынию. Теперь от Балтийского до Черного моря перед нашими войсками стояли немецко–фашистские полчища. Во второй половине ноября Румыния, Венгрия и Словакия присоединились к Берлинскому пакту.
Некоторые утверждают, что внезапное вероломное нападение немцев якобы явилось ответом на подготовку Советского Союза к нападению на Германию. На самом же деле Советская Армия готовилась к отражению нападения.
О тайных планах гитлеровцев мы узнали, конечно, гораздо позже. Однако уже тогда по всему было видно, что гитлеровская Германия готовит нападение на нашу Родину: фашистские самолеты систематически нарушали наше воздушное пространство, в огромном количестве засылались шпионы, усилилась переброска немецких войск на Восток.
Но укрепленные районы на старых границах по прежнему разоружались, строительство на новых границах велось черепашьими темпами. Столь же медленно у границы возводились противотанковые и противопехотные препятствия из‑за недостатка средств заграждений.
В начале зимы 1940 года во дворе Второго дома НКО я столкнулся с Г. И. Куликом. Он недавно получил звание маршала и был в то время заместителем наркома обороны.
Кулик узнал меня:
— А–а-а… Сапер! Чего здесь?
Нельзя было упускать подвернувшийся случай.
— Работаю в ГВИУ, товарищ Маршал Советского Союза… Все о минах хлопочем. Хотел с Вами поговорить…
— Зайди…
В кабинете я напомнил заместителю наркома о случае на заминированной дороге в Финляндии.
— Вы тогда не дождались разминирования, товарищ маршал… Мины попортили всем много крови. А выходит, их недооценивают у нас и теперь!
Откинувшись в кресле, Кулик укоризненно покачал головой и, хитро улыбаясь, погрозил мне пальцем:
— Но! Но! Не в ту сторону гнешь, сапер! Мины твои нужны, никто не спорит. Да не так уж много их. нужно, как вы там у Хренова подсчитываете.