Решение виделось одно: немедленно ехать в Москву, в Главное военно–инженерное управление: помочь могут только там. И вот во второй половине того же дня пикап Шлегера помчался в Москву. Именно помчался: мы добрались до Москвы по старой Варшавской дороге еще засветло.
Странно выглядел город. Если бы не красноватый оттенок закатного солнечного света, можно было бы подумать, что день в Москве только начинается: слишком мало людей на улицах.
Своего начальник, полковника Нагорного, я застал в рабочем кабинете.
— Вот хорошо, что приехал! Ваша группа задачу выполнила, войска получили пополнение, теперь будешь работать в отделе!
Заверенную копию приказа наркома обороны о назначении меня начальником оперативно–учебного центра прочитал, хмурясь. Возвратил приказ:
— На двух стульях сидеть собрался? Не удастся. Однако, выслушав меня, согласился, что надо всячески помогать обучению партизан.
С помощью Нагорного и Галицкого быстро получили наряды на принадлежности для изготовления мин, гранат и зажигательных снарядов, не удалось получить только средств радиосвязи.
— Что же ты не спросишь, где семья? — усмехнулся Нагорный, когда я в очередной раз зашел к нему в кабинет с каким‑то требованием.
— А что? Надеюсь, они дома?
— Дома‑то дома, а где этот дом, знаешь?
Я растерялся.
— Скажи спасибо Вакуловскому и Цабулову, — посоветовал Нагорный, называя фамилии моих товарищей по отделу. — Пока некоторые партизанят, они эвакуируют их жен и детей. В тот самый лесной городок, где ты после Испании полигоном командовал…
Нагрузив пикап добытым имуществом, поздним утром следующего дня мы двинулись обратно в Рославль. А там огорошил Кутейников: получено распоряжение в ночь на 16 июля отправить во вражеский тыл сто человек.
— С чем отправлять, не сказали?
— Самим приказано думать!
Лихорадочно прикинув, что можно сделать, я тронул заместителя за плечо:
— Аптека далеко? Работает?
— Аптека в городе. Работает. Вам нездоровится, товарищ полковник? — встревожился Кутейников.
— Не поздоровится, если подведет аптека. Поехали!
Провизор, не видя в моих руках рецепта, выжидательно поднял брови. Я предъявил удостоверение личности и объяснил, что требуется. Провизор обладал чувством юмора:
— А вы гарантируете, что пациенту придется туго?
— Полностью гарантирую.
— Тогда я приготовлю «лекарство» в любом количестве!
Оставив провизора и его помощников выполнять наш огромный заказ, я вернулся в пионерлагерь и немедленно начал занятия с партизанами. Побывал с ними в поле, на автомобильной и на железной дорогах. Показывал, как надо ставить мины в различных условиях, знакомил слушателей с другими способами разрушения вражеских коммуникаций. Используя химикаты прихваченные в аптеке, успели сделать некоторое количество самодельных гранат, терочных воспламенителей и взрывчатые смеси. Тем временем лейтенант Семенихин, получив сведения, что в одном из ближайших совхозов осталось много аммиачной селитры, привез в пионерлагерь три тонны этого удобрения. Оно послужило сырьем для самодельной взрывчатки. Таким образом, гранатами, воспламенителями и взрывчатыми веществами уходящую группу обеспечили. Теперь задача состояла в том, чтобы предохранить терочные воспламенители и самодельный аммонал от отсыревания на время следования группы в тыл врага. Но выход и тут был найден, хотя наше новое требование повергло провизора ярославской аптеки в замешательство (Похоже, Илья Григорьевич реквизировал все «изделия №2» Баковского резинового завода. — Прим. ред. А. Э.). Впрочем, провизор не подвел и на этот раз.
На рассвете 17 июля я получил приказ перебазировать оперативно–учебный центр в Чонки, что под Гомелем: накануне враг захватил Смоленск, и обстановка ухудшилась.
Постоянный состав ОУЦ и работники ЦК Компартии Белоруссии добирались до Чонков через Мглин. Забитые беженцами и мычащим скотом улицы Мглина напомнили Валенсию 1936 года. Из Мглина, не задерживаясь, мы свернули в сторону Унечи, остановку сделали только в Клинцах. Эвакуация и тут шла полным ходом.
Прибыв в Гомель, мы расположились в так называемых «обкомовских дачах». Место оказалось — лучше не придумать: леса и железная дорога поблизости.
Занятия начали сразу, как только разгрузили машины, разместили имущество и людей. На подготовку партизанской группы отводилось всего 60 часов, раз в пятнадцать меньше, чем когда‑то, в начале тридцатых годов. Но ничего не поделаешь — война, обстановка крайне тяжелая…
Начали с обучения инструкторов. Готовить инструкторов–универсалов не позволяло время, — стали заниматься инструкторами по диверсионной технике. В первую группу вошли лейтенант Г. В. Семенихин, К. С. Михеева, Ф. П. Ильюшенков и несколько других товарищей.