— Мы забыли самое главное — рекламу, — волновался Павлик. — Чтобы зрители на спектакль валом валили, мы должны сначала вывесить на заборе театральную афишу.
Он принёс краски, кисти, лист ватмана и принялся по нему ползать. Мы встали вокруг. Всегда интересно наблюдать за работой художника.
— Кто это — обезьяна? — спросил Васька, указывая на что-то коричневое с ножками и в короне, которое улыбалось с афиши кривым красным ртом.
— Сам ты обезьяна! — обозлился Павлик. — Что, принцесс никогда не видел?
— Это принцесса? — удивилась Сардана. — А почему у неё рот куда-то вбок уехал?
— По кочану, — огрызнулся художник. — Потому что она собирается поцеловать воина.
— Вот ещё! Буду я с ним целоваться!
— Так это ж для рекламы! Как взрослые увидят, сразу прибегут! Их хлебом не корми, дай только глянуть, как кто-то целуется!
Сбоку на афише Павлик вывел:
«Трагедия „Космическая сага, или Коварная любовь“! Приходите все, кто хочет посмотреть на стрельбу из булавы! Ещё будет гладиаторский бой! Все приходите со своими стульями! Плата за вход — любой шоколад, мороженое или конфеты!» Мы были заняты театром все дни напролёт.
Родители, довольные, что мы ничего не ломаем и не поджигаем, хвалили и поощряли нас. Дядя Сеня притащил картонный ящик из-под телевизора. Мы разрезали ящик, разрисовали, и получились декорации.
Сцена у нас была в недавно отстроенной беседке, потому что она открытая и с полом. Стол мы подвинули к переднему краю и занавесили покрывалом. Получилась будка, откуда Павлик, пока не играл свою роль, подсказывал нам слова. Павлик сказал, что раньше в каждом уважающем себя театре были такие будки. Они назывались «суфлёрские», в них сидели специальные работники — суфлёры, которые подсказывали актёрам слова ролей.
Стол был довольно большой, поэтому действие проходило по бокам, чтобы зрители могли нас видеть. Это оказалось не очень удобно: приходилось всё время перебегать с места на место. Но суфлёрская будка была нужна — мы почему-то без конца путались в тексте. Наверху на крыше беседки мы установили деревянную кадушку, наполненную луговыми цветами. В финале пьесы Вовка должен был забраться на крышу и опрокинуть цветы на сцену.
Прошла генеральная репетиция. Всё уже было готово, и начал подходить народ. Вовка раздал билеты, собрал плату за вход и дал три звонка, постучав ложкой по стеклянной банке. Зрители захлопали.
Вдруг бабушка вскочила и ахнула:
— Моя скатерть!
— Бабушка, это не скатерть, это занавес! — закричала я за сценой.
Началось представление. На сцену вышла принцесса в атласном мамином халате и с кружевной кухонной шторкой на голове. Туфли на высоких каблуках были тоже мамины. Они хлябали и стучали, поэтому принцесса немножко оступалась и заваливалась набок. И вот когда она в очередной раз споткнулась, каблуки придавили халат, принцесса шлёпнулась, а одна туфля взлетела и упала в зал на голову кого-то из зрителей. Сарданина мама схватила туфлю и выбежала на сцену, чтобы отдать её дочери. Она хотела тут же спрыгнуть обратно, но люди почему-то захлопали, и ей ничего не оставалось делать, как поклониться.
Незапланированный эпизод грозил разрушить главное действие. Павлик в панике завопил: «Занавес!», но скатерть где-то застряла и не хотела задвигáться. Тогда появился Васька, проводил Сарданину маму со сцены, тоже поклонился и сказал:
— Прошу не волноваться! По техническим причинам считайте, что этого отрывка в пьесе не было.
Сардана подвязала халат повыше и, скосив глаза на суфлёрскую будку, начала свой монолог.
— Ах, космический воин — такой герой! — уверяла она публику. — У него есть настоящий конь…
— И булава, — подсказал Павлик из будки.
— И голова, — недослышав, прилежно повторила Сардана.
Павлик злобно зашипел:
— Дура! Учить надо было лучше!
— Дура, учить надо было лучше, — растерянно пробормотала Сардана и замолчала.
По залу прокатились смешки.
Павлик тонким голосом пропищал за принцессу, которая от расстройства начала колупать краску на декорациях:
— А вот и он, мой герой!
На сцену верхом на палке выехал Васька с булавой на боку, с рыжими усами и в моих серебристых лосинах (они больше всего походили на космическую одежду).
— Чапаев! — восхитился дедушка Миша, сидящий в первом ряду. — Эй, Чапаев, где твой Петька?
— Я не Чапаев, я доблестный космический воин! — гордо произнёс Васька и низко поклонился.