Проводить время они предпочли молча. Вокруг фонарей собрались мошки, в траве наигрывали трещащие мелодии кузнечики и сверчки. Земля еще помнила тепло пожаров и тяжесть демонических легионов, но мир словно забыл о событиях, минувших сутки назад. В темноте ночи лес не казался обгоревшим, он выстроил черную стену стволов, распушил голые ветви. Только запах жжения напоминал об опустошительной войне. Но Нуаллан не расслаблялся ни на секунду, шестым чувством он ощущал присутствие невидимого врага, для которого темнота – дом родной. В чаще мигали красные глазки бесов, тишину рвал надрывистый вой, совсем не похожий на волчий. В двух десятках локтей в тусклом свете фонариков замерли напряженные лица других эльфов-патрульных, бледные и тревожные. Ветер нагонял с юго-запада вонь гниения.
Нуаллан внезапно вспомнил, что где-то там, за холмами и реками, стоит обелиск скверны Владыки Вуленрода. Он видел его, когда в составе группы разведчиков обходил притихший в предсмертном сне Суг-Меаса, выискивая врага. Как подмывало его тогда бросить все на свете и побежать в родную деревню, останавливала дорана мысль, что все жители давно покинули села. Однако город не опустел, лишь заперлись тяжелые ворота, да башня чародея Риордана замкнула свой полог. Сколько надежд на этот барьер возлагали обреченные сугмеасцы. Сложно и представить, какой ужас, должно быть, объял их в миг падения башни. Грохот был слышен за несколько верст, небо полыхнуло заревом. Доран прикрыл глаза, надеясь отогнать дурные мысли, но тщетно. Нельзя было просто забыть вред, причиненный демонами, отвлечься от воспоминаний о семье, волей жестокой судьбы попавшей в самый центр событий.
Через два напряженных часа, когда каждая тень вызывала замирание сердца, шорох в траве заставлял хвататься за лук, пришли сменщики. Два дорана и ополченец из столицы тайного мира. Приняв копья и луки, они встали у фонарей, а сонный Нуаллан вернулся к своему костру, а возможно, и к другому. Он плохо разбирал обстановку ночной стоянки, тем более что и не запоминал ее. Улегшись у мирно хлопающего сухими ветками огня, он вмиг провалился в сон.
7
Проснулся Нуаллан от грома приказного тона Гиллагана, поднимающего отряд. Воины капитана гвардейцев уже сложили палатки, погрузили все в телеги, теперь ждали только менее организованных изгнанников. Как показалось Нуаллану, наступило раннее утро, часов шесть или семь. Небеса еще хранили темноту и прохладу ночи, на ветках скрюченных пожаром деревьев пели редкие птицы. Фойртехерн общался с соколом, отправленным еще затемно на разведку. Переступая на предплечье капитана с лапы на лапу, соколок пищал и клекотал, быстро вертя головой и моргая. Фойртехерн сосредоточенно внимал птице, заглядывая ей в глаза, изредка его каменное лицо меняло выражение, он облизывал губы, пересохшие на морозном ветре, отчего те еще сильнее твердели через секунду.
– Хорошо, – сказал он в конце немой беседы. – Сокол видел пять групп демонов, идущих в направлении Суг-Меаса. Две мелкие шайки бродяг из преисподней виляют по лесам, с ними мы считаться не будем. Есть крупная, организованная банда демонов, они сейчас в пути к городу. Надеюсь, там мы их и прищучим. Еще троица великанов из Бездны замечена неподалеку, последняя группа – двадцать легионеров. Не то ищут портал для побега, не то решили извлечь максимум пользы от провалившегося похода. Что творится у самого Суг-Меаса и прилегающих землях, пока сказать сложно.
– Выясним на месте, – не думая, ответил Гиллаган, взбираясь на коня. – Отряд, в ногу!
Белый конь баннерета в золоченой попоне резво засеменил по дороге, воины дружно зашагали, как на марше, но шаги их не разносились стуком по пересохшей дороге. Путь был долог и нелегок, хотя особых препон эльфы не встречали. Основные сложности исходили от изменившегося ландшафта. Демоническая сила коверкает и уродует все, чего касается, обелиски скверны распространяют гниль и мерзость. В какой-то момент тракт оборвался трещиной, тянущейся добрых две сотни шагов, а шириною достигающей пяти шагов. А сколько острых камней и болотистых широких луж повстречали они! Дорога сильно растянулась, припасы расходовали настолько экономно, что ложились спать с колющей болью в животах. Щедрая природа раньше предложила бы много своих даров детям Дану, но безжалостные копыта проклятых вытоптали поля, пламя чудовищ спалило леса.
К третьему дню изнурительного странствия истощенное войско вышло к пашням, черным от пепла. На ровном просторе из земли вздымался «прыщ», источающий зелено-белый гной и смрад, от которого начинало болеть в носу. Из бугра гниющей, точно плоть, земли рос черный обелиск из неизвестного аллинлирцам минерала, покрытый кривыми письменами. У подножия обелиска скверны лопались розовые пузыри, из щелей в холме просовывались изломанные руки. Некоторые из них облезли до костей, иные имели по три локтя. Кожа, покрывающая их, имела зеленоватый или темно-красный оттенок, пальцы двигались и щупали паленую траву.
– Что это? – сморщился Гиллаган.