Записки дунайского разведчика

Тося ходила по палате, но все время искоса поглядывала на меня. Я чувствовал, что она чего-то опасается. Но чего именно, догадаться не мог.

Все что-то скрывали от меня. Но что?

Было тепло. Чтобы не причинять боли, меня покрыли только простыней.

Тося ушла. А мне тут же захотелось осмотреть самого себя. Но как это сделать, если нет сил повернуться?

Хотел приподнять голову, она закружилась. Отлежавшись, стал осматривать себя лежа. Приподнял вверх правую ногу. Увидел, что она забинтована. Сперва пошевелил пальцами, потом согнул ее, нога хорошо гнулась. Только мешали бинты, да болели раны. Я приподнял левую ногу. И она оказалась забинтованной. Попробовал согнуть — она гнулась хуже и болела сильней.

«Это ничего, что раны болят, — попытался успокоить сам себя. — Их врачи быстро залечат. Важно, что ноги целы».

Осмотром ног остался доволен. Но почему плохо слушаются руки?

С большим трудом приподнял над простыней правую. С ужасом увидел, что ниже локтя руки нет. Обрубок был забинтован. Осторожно опустил его на койку.

Неожиданный удар ошеломил меня. «У меня нет правой руки. Кошмар. А как с левой рукой?»

Сознание не хотело мириться с такой потерей в восемнадцать лет. «Нет, нет. Не может быть!» — успокаивал я сам себя. С чувством тревоги поднял вверх левую руку. В воздух поднялась вторая забинтованная култышка.

Долго я лежал в тот раз как громом пораженный. Сознание никак не хотело мириться с большим несчастьем.

«Я плохо вижу. Может, просто не рассмотрел и мне показалось, что нет у меня рук», — подумал я с отчаянной надеждой.

С большим трудом поднял снова вверх правую руку. Нет, глаз мой видел все хорошо. Левую руку вторично я уже не стал проверять.

«Безрукий инвалид», — мельнула горькая мысль.

Казалось, слезы способны были прожечь кожу. Все это видела Тося, но она не подошла ко мне в это время, и я ей за это до сих пор благодарен. В такую тяжелую минуту надо остаться один на один с самим собой.

Слезы все текли из глаз. В те минуты я еще не представлял, какие тяжелые испытания ждут меня.

Мой глаз высох. Я притих, наступила апатия. Мне стало все безразлично. Принесли обед, я отказался от него. Тося не стала настаивать. Она молча убрала с тумбочки тарелки. Как мне удалось уснуть, я и сам толком не понял. Открыл глаза уже под вечер. На тумбочке стоял ужин. Возле меня сидела заплаканная Тося. Я посмотрел на нее, и мне стало ее жалко. Заставил страдать хорошую девушку.

— Алеша, выпьешь горячего чая?

У меня было такое состояние, что есть или пить было просто мучением. Но, я не хотел доставлять новых неприятностей сестре.

— Хорошо, — согласился я.

Тося ловко напоила меня из граненого стакана.

Она не ушла из палаты и после ужина и стала рассказывать какие-то довоенные смешные истории из ее жизни в Ленинграде. Она отвлекла меня от грустных мыслей. И я не заметил, как заснул.

Утром проснулся от яркого солнца. По палате шагал Георгий в госпитальной пижаме. Он заметил, что я проснулся, подошел к моей койке:

— Ну моряк, проснулся? Тосю ищешь? Сейчас придет твоя Тосенька.

Вскоре действительно в палату вошла Тося, а санитарка привезла мне завтрак. На этот раз я не стал отказываться от пищи. Тося накормила меня, хотя пища не лезла в рот. Потом она как бы невзначай заметила:

— В Одессе есть замечательный глазник академик Филатов. Он может вылечить любое заболевание и полностью восстановит тебе зрение. А недавно в медицинском журнале я прочла, что теперь созданы активные механические протезы. Они работают как собственные руки. Вот получишь их и сможешь сам завтракать, писать письма, нормально работать.

Ее поддержал Георгий:

— Я тоже слышал, что созданы такие протезы.

Мне так хотелось верить во все это, что на душе сразу стало легче. Молодой человек в трудном положении не может не верить в светлое. Человек всегда должен верить в хорошее.

Подходило к концу первое мирное лето. Где-то в середине августа стало известно, что тяжелораненых решено эвакуировать на Родину. Из нашей палаты первым направили меня.

Я тепло попрощался со своими соседями. На носилках меня вынесли из палаты. День был солнечный. После замкнутых стен так хорошо было оказаться на улице, увидеть вблизи зеленые деревья. Носилки направили в санитарную машину. Сопровождала меня Тося.

У вокзала на первом пути уже стоял санитарный поезд. Меня внесли в вагон и положили на вторую полку. Пока грузили остальных раненых, рядом со мною стояла Тося. Но на этот раз она была не в белом халате и косынке, в чем я привык ее видеть, а в летнем розовом платье с короткими рукавами. Настоящая молодая элегантная ленинградка. Я последний раз с грустью глядел на Тосю и думал, как счастлив будет тот, кому отдаст она свое сердце.

— Алеша, скоро я демобилизуюсь и уеду к маме в Ленинград. Когда закончишь лечение, приезжай в гости А не будет такой возможности, обязательно напиши мне. Свой адрес я положила в карман твоего морского бушлата.