Записки эмигрантки

Вы проверяли ее на глисты? – этот вопрос следовал обязательно.

В Одессе считали, что если ребенок худой – это стопроцентные глисты. Глистов у меня, конечно же, не было. Чем меня только не пытались кормить мама с бабушкой, чтобы «ребенок хоть немного поправился» и за него не было стыдно перед знакомыми. Тщетно!

Первые мои друзья и подруги были в Одессе… И даже первая любовь в детском саду. В честь этого мальчика я назвала своего брата, родившегося на семь лет позже, тоже в Одессе. Мы жили на Садовой. Двор, отделенный от улицы громадными чугунными воротами с калиткой в рост человека. Папа любил носить меня на своих плечах. Как-то раз, забыв, что я восседаю на нем, он вошел в эти ворота. Результат забывчивости не заставил долго себя ждать. Шишка расцвела на моем лбу ярким цветом.

Кто только не проживал в нашем дворе! И украинцы, и русские, многочисленные евреи и греки. Каких фамилий здесь только не было… Семейство Нетреба соседствовало с семьей Лившиц… Но особенно мне нравилась загадочная фамилия Попандопуло! Мы жили в большой коммунальной квартире с пятью табличками на двери – столько было семей. К сожалению, дружны семьи между собой не были. А совсем наоборот. Шла борьба за выживание. У кого больше членов семьи – тот и получает вновь освободившуюся комнату. Ивановы родили ребенка, ну и Сидоровы не должны отставать. Впоследствии, эта постоянная борьба и невозможность улучшить свои квартирные условия и сыграла свою роль в переезде нашей семьи в другой город.

После отъезда мы продолжали ездить с мамой и братом в Одессу каждый год на все лето. Таким образом, до восемнадцати лет я посещала Одессу ежегодно и даже пыталась поступать на иностранный факультет одесского университета. По английскому получила пять, а на последнем, истории, меня срезали. Наверное, на мое место был уже претендент. Вуз-то престижный!

Ну, и особое внимание я должна уделить одесскому юмору. Я не говорю про знаменитостей. Я имею в виду юмор, который есть в каждой семье. Одесский, но с примесью своего, только тебе известного. У нас была очень шумная, типично одесская, семья. Все кричали, смеялись, ругались, пели и постоянно шутили. Поводов для шуток было не счесть, учитывая, что всю жизнь с нами прожила моя любимая бабушка, воспитавшая меня – мамина мама, таким образом «тещенька» для папы. Шпильки бумерангом летели от папы к бабушке и обратно. Бабушка в нашей семье была самой старой одесситкой и ее юмор я до сих пор вспоминаю, как вспоминаю ее с большим теплом и любовью. Ей не суждено было умереть на Родине, в ее любимой Одессе.

Когда по телевизору показывали Одессу и, особенно, когда звучала песня Леонида Утесова «Про Одессу» мы втроем – я, мама и бабушка ревели возле телевизора. Надо заметить, до сих пор, когда слышу эту песню я не в силах сдержать слезы.

Долгое время я не посещала этот город – переезд в Москву, замужество, рождение ребенка, перестройка. Не до Одессы. И вот в 1994 году мы с подругой решили на майские праздники вырваться в Одессу. Что же я вижу? Полуразрушенный город… Памятники архитектуры, которые в Европе берегли бы как зеницу ока и показывали туристам, здесь стоят как после бомбежки. Ужас!

А лица? Куда делись одесские лица? Где эта смесь кровей, благодаря которой одесситки считались одними из самых красивых женщин? Мне навстречу идут простые деревенские лица. Одесситы все давно уехали. Место их заняли Молдаванка и Пересыпь. Там всегда жила «деревня».

Разочаровавшись, я больше в Одессу не ездила. Но все равно каждый одессит мне интересен априори.

Вернемся к Жене. Он приехал из Одессы тридцать лет назад с женой и двумя дочерями – в первую волну эмиграции. В то время большая еврейская община находилась в Бостоне, где они и обосновались. Со временем встали на ноги, открыли семейный бизнес. Купили дом. Дети закончили школу и поступили в колледж. Все было отлично. Хорошие дорогие машины в гараже, новейшая техника, дом – полная чаша. До тех пор, пока Женя не влюбился. В жену своего друга. Взаимная страсть разгорелась так сильно, что оба решили развестись. Развод для мужчины в Америке – это катастрофа. Он теряет практически все.

Женя развелся, а его «любовь» в последний момент передумала. Наигралась и вернулась обратно в семью. Остался Женя у разбитого корыта – ни жены, ни любовницы. Более того, он потерял дом, половину бизнеса, львиную долю своих сбережений на счетах и, что самое главное, доверие и уважение дочерей. Деньги можно заработать. Доверие не купишь даже за самые большие деньги. Младшая дочь до сих пор с ним не общается. Старшая, уже ставшая врачом и проживающая в Манхэттене, старается свести общение к минимуму. Она замужем за американцем, свой бизнес, все налажено – ей не нужен лузер-отец. Тем более отец, предавший семью.

Свою половину бизнеса он продал, на что купил небезызвестный лимузин и жил все это время. Вот такая история Жени.