Записки эмигрантки

У тебя нормальный английский ( они все так говорили – врали!), а Нью Йорк – город эмигрантов, – с улыбкой во весь рот успокоил меня представитель фирмы.

Тут заглянула секретарша и сказала, что меня спрашивают. Заходит Женя. Садится на соседний стул. Задираются брюки. Шерстяные носки! На улице жара плюс тридцать! Мне за него было стыдно.

– 

Это твой муж? – заинтересованно спросил американец, окинув Женю взглядом.

– 

Нет, друг.

– 

Ты хочешь тоже быть бартендером? – спросил он с иронией.

– 

Я пока думаю, – Женя не усек иронии в вопросе американца.

Отдав двести пятьдесят долларов за курсы и узнав, когда надо приходить на первое занятие, мы покинули офис.

– 

Пойдем, зайдем к Оле, она здесь работает – через два блока, – предложил Женя.

Я и до этого знала, что Оля шикарно вяжет – она показывала мне много своих изделий, каталогов и даже хотела открыть свое дело: одна из спален была оборудована под мастерскую – там стояли манекены, а на полках лежала пряжа. Но то ли она не вышла на соответствующих людей, то ли в Америке не очень модно носить связанные вручную кофты и платья, но дело не пошло.

В Манхэттене она нашла русского, набирающего женщин, которые умеют вязать. Платя им копейки, он давал эскизы, по которым они вывязывали изделия, заказанные действительно богатыми людьми. Вот такое своего рода рабство! И ежу понятно, что этот «рабовладелец» получал от заказчиков далеко не копейки – некоторые изделия выставлялись на подиумах.

Под фирму была снята небольшая квартира в одном из многоэтажных зданий в Манхэттене. В большой комнате находилось несколько вязальщиц. Я разговорилась с некоторыми: все они были без документов – куда они еще могли пойти работать? Никуда! Только вязать за копейки.

Оля тоже присутствовала здесь. Обычно она брала работу на дом и вязала во время просмотра телевизора. Успевая все, днем – «бабкам жопы мыть», вечером – вязать да еще и сибирские пельмени лепить, – было очевидно ее недовольство Женей, который жил на деньги, заработанные таким тяжелым трудом и палец о палец не ударил, чтобы попытаться что-то заработать самому.

Я тоже очень хорошо вязала в свое время ( спасибо моей маме). В советское время, когда полки магазинов зияли пустотой, и если «выбрасывали» кофточку, то ее носило пол-города. Мне хотелось индивидуальности. Вязала все – платья, юбки, свитера, блузы. Все было очень оригинальным – придумывала модели я сама. Женщины-профессионалки, разбирающиеся в этом деле и знающие, сколько нужно вязать костюм или платье, завидя меня, в очередной раз появляющуюся на работе в чем-то новом, восклицали:

– 

Ника, когда ты все это вяжешь? Мы не успеваем отслеживать твои новинки!

Да, я успевала все. Работала днем, училась вечером и вязала – не знаю, когда. Перед телевизором, наверное. Последние мои модели – это были вещички для Даньки, которые я плела спицами, гуляя с ним во дворе, и пара свитеров для его отца, когда отношения еще были сносными и хотелось ему что-то смастерить своими руками. Потом сама по себе отпала необходимость создавать что-либо из-за насыщения рынка товарами и отсутствия времени. На заказ, правда, я не занималась этим никогда.

Женщины в мастерской вязали тончайшими белыми нитками юбки. Очень красивые и ажурные. «Сколько же нужно времени, чтобы связать юбку из таких тонких ниток?» – подумала я. За юбку платили, чтобы не соврать, что-то около пятидесяти долларов! Пятьдесят долларов, с учетом того, что самая низкая зарплата восемь долларов в час, можно заработать за шесть часов работы не такой кропотливой, как вязание. Сколько же нужно часов, чтобы связать юбку? Ну уж точно не шесть! Истинное рабство!

На следующий день я, поработав в турагентстве, после обеда пошла на курсы бартендеров. Маше я пока не стала ничего говорить.

Группа состояла в основном из молодежи восемнадцати-двадцати лет. Я одна «перестарок». Но, по большому счету, мне уже было наплевать на все. Вел курсы немолодой мужчина Пол, как потом выяснилось, тоже бывший бартендер, а теперь владелец этих курсов. Он много говорил, мы делали какие-то пометки в тетрадях с уже готовыми лекциями, выданными до начала занятий. Он что-то смешивал, куда-то доливал, подливал, встряхивал, выливал и получались очень красивые коктейли ( никогда не любила коктейли!). Все у Пола получалось споро и профессионально. Конечно! Сколько лет он простоял за барной стойкой! Себя же я до сих пор не видела в роли бартендера. Но уже то, что я что-то делаю в заданном направлении (получения работы) вдохновляло меня.

Конечно, я понимала далеко не все, что говорил Пол. Как же меня это бесило! И когда задавался вопрос и надо было на него ответить, я, естественно, переспрашивала. Большинство молодежи воспринимали это спокойно, но несколько черных постоянно смеялись над моим незнанием языка. Мне было очень обидно, хотя я понимала нелепость всей ситуации. Тетка тридцати восьми лет ( я не выглядела теткой да еще и этого возраста, но для них-то старше двадцати пяти – уже старуха) хочет стать бартендером на старости лет и ко всему прочему ничего не понимает по-американски. Ведь смешно!